Владимир Яковлев: «Пока я здесь – не допущу низкопробные эксперименты в стенах театра»

— Владимир Алексеевич, пожалуй, самое ожидаемое событие Нуриевского фестиваля этого года — премьера редакции балета «Спящая красавица». Что принципиально нового ждать от постановки?

— Когда директор императорских театров Иван Александрович Всеволожский задумал поставить этот спектакль и пригласил Петра Ильича Чайковского и Мариуса Ивановича Петипа, он определил задачу так: «Спящая красавица» должна стать визитной карточкой русского балета.

По его задумке, этот спектакль должен был превосходить все известные постановки благодаря своей помпезности, грандиозности и масштабности. И тогда у них это получилось. Кстати, в день премьеры спектакль шел порядка четырех часов.

Конечно, мы не вернемся к четырехчасовой версии. Но когда я взялся за работу, я вспомнил слова Ивана Александровича. И мне захотелось сделать так, чтобы «Спящая красавица» стала визитной карточкой татарского балета.

Я очень трепетно отнесся к хореографии Петипа и музыке Чайковского, но все-таки внес некоторые режиссерские решения. Во-первых, мы сократили один антракт. Теперь постановка будет двухактной с прологом. Антракт разделит два временных периода: до и после столетнего сна Авроры. Во-вторых, в новой версии мы постарались соблюсти историческую справедливость. Так как в спектакле после сна королевства пройдет 100 лет, обстановка вокруг должна поменяться: начиная от моды на определенные парики и костюмы и заканчивая архитектурой. Анатолий Нежный постарался в декорациях максимально точно отразить обстановки времени правления Людовика XIV и эпохи рококо.

В-третьих, я вернул некоторые сцены, которых не было в последней редакции. Например, сцену пряхи. Теперь будет прослеживаться, как коварная фея Карабос подсовывает горожанкам веретено, о которое уколется Аврора.

Также я вернул танцевальные номера с детьми, чтобы на сцену смогли выйти воспитанники нашего хореографического училища. Кстати, Петипа практически во всех своих спектаклях вводил детей. Все-таки они являются украшением любой постановки, да и для самих учащихся сценическая практика очень полезна.

В-четвертых, я немного похулиганил с дивертисментными номерами «Кот и Кошечка» и «Красная Шапочка и Серый Волк». Как именно — увидите на премьере. Если публика воспримет мои хореографические решения благосклонно — в дальнейшем сохраним в таком виде.

Если говорить об образах главных героев — я сохранил прекрасный облик феи Карабос. К этому решению я пришел еще в предыдущей редакции постановки. Если рассматривать каноническую «Спящую красавицу», партию феи Карабос всегда исполнял мужчина, который изображал горбатую, злую старуху. У него не было танцевальной партии как таковой, скорее, это были пантомимические эпизоды.

Еще в прошлой редакции я подарил этой героине хореографический текст, а саму партию отдал танцовщице, которая олицетворяет собой пусть и злую, но прекрасную фею.

С моим мнением можно не соглашаться, но, на мой взгляд, феи не должны стареть, какими бы их помыслы ни были. Несправедливо, что фея Сирени столько лет остается молодой, в то время как могущественная фея Карабос превратилась в старую каргу. Я думаю, что зло имеет разный облик. Так почему же фея Карабос не может быть обаятельной и привлекательной особой, пусть и олицетворяющей пороки человека? На мой взгляд, такое решение правомерно и не разрушает концепцию Петипа.

По сложившейся на Нуриевском фестивале традиции, мы дадим премьеру дважды. В первый день зритель увидит постановку с танцовщиками нашего театра, во второй — с приглашенными артистами.

— Слышала, что при подготовке сделан большой акцент на детали оформления сцены...

— В этом отношении позиция нашего театра сформулирована одной фразой: как только открывается занавес, спектакль должен сразу производить впечатление. На сцене еще ничего не произошло, еще никто даже палец о палец не ударил, но зритель уже должен быть погружен в соответствующую атмосферу. Тем более когда речь идет о сказке. Этого эффекта можно добиться только благодаря декорациям и костюмам.

Все-таки я приверженец исторической правдоподобности, будь то балет или опера. Если мы говорим, например, об опере «Риголетто» Джузеппе Верди, должна быть соблюдена обстановка мантуанского герцогства, а не современности. Риголетто не должен петь о переживаниях за судьбу дочери, скажем, сидя на унитазе с мобильным телефоном в руке.

Может быть, я старовер в этом отношении, но нужно не забывать, что мы находимся в академическом музыкальном театре. И если бы в республике было хотя бы два таких театра, то, возможно, нашлось бы место для современных прочтений. В Санкт-Петербурге потому и был создан Михайловский театр, который существовал «в противовес» академическому Мариинскому.

Но мы располагаем только одним театром, потому главной задачей для нас является сохранение классического наследия. Если мы его не сохраним, то в Татарстане оно просто-напросто будет утрачено.
Но даже здесь мы находим место для современных постановок. Взять хотя бы спектакли «Золотая Орда», «Пер Гюнт» или «Спартак» — все это современные решения. Но с сохранением эпохи действия. Проблема современного театра иногда состоит в том, что когда режиссеру нечего сказать, а сказать что-то нужно, он начинает «оригинальничать». И, к сожалению, не всегда это бывает оправданным. Петь на унитазе — это не новое слово в искусстве, это хамство по отношению к зрителю. И это называют современными постановками.

Также дела обстоят с эстрадой: есть прекрасные песни, слова и мелодию которых знает каждый. И существует современная эстрада, которая популярна только сегодня и о которой завтра уже никто не вспомнит. Это песни, построенные на трех аккордах, текст которых составлен из трех слов. Если кому-то такое нравится — что ж, это их выбор.

В нашем театре, пока я здесь, такого не будет. Театр — это храм искусства, и сюда люди должны приходить и видеть высокую культуру. Пока я здесь, я не допущу низкопробных экспериментов в этих стенах. Из-за этого театр терпит нападки со стороны некоторых «критиков». Но это люди, которые не понимают предмета разговора. Несостоявшемуся человеку проще самоутвердиться за счет неоправданных унижений других. Что ж, видимо, каждый выполняет свою миссию на этой земле.

Репетиция спектакля «Спящая красавица»

— Всеволожский после премьеры говорил, что «Спящая красавица» стала не только самым масштабным, но и самым дорогим спектаклем. Можно ли сказать, что «Спящая красавица» — одна из самых дорогих постановок Татарского театра на сегодняшний день?

— Вы правы. «Спящая красавица» обошлась нам далеко не дешево. В драматическом театре можно взять любую пьесу, пригласить трех актеров, поставить стол, три стула и шкаф и за счет режиссерских решений сделать из этого убедительную постановку. Увы, с балетом так не выйдет.

Декорации требуют очень тщательной обработки. Их и значительную часть костюмов, парики мы заказываем в специализированных московских мастерских. Так исторически сложилось, что именно в Москве работают целые цеха, которые специализируются в определенных направлениях.

Тем не менее мягкие декорации мы пишем у себя. Часть костюмов и реквизита делаем также здесь. Но сложные вещи, которые требуют филигранности, мы отдаем в специализированные мастерские. Да, спектакль дорогой. Только костюмов заказано более трехсот.

Что касается ушедшей эпохи — еще при Людовике XIV, когда только зарождалось искусство балета, были доступны такие технологии, которые позволяли летать каретам над сценой. Как ни парадоксально, но сегодня мы не можем подобное себе позволить.

В свое время я танцевал юного царевича Гвидона в опере «Сказка о царе Салтане». Это было в Мариинском театре. На мне был костюм, который сохранился еще с тех времен. Он был сшит из настоящего бархата, украшен камнями и золотыми нитями. Надо сказать, весил он немало. Но это было по-настоящему.

И так было со всем: если на сцене должна была быть винтовка — была настоящая винтовка. В балете «Раймонда» в Мариинке был настоящий двуручный меч. Никакой бутафории. Зритель не должен был додумывать, он полностью погружался в определенную атмосферу.

— «Спящая красавица» — один из любимых спектаклей казанских балетоманов. Уверена, публика продолжала бы ходить на постановку в предыдущей редакции. Почему так важно возвращаться к классическим балетам и обновлять их?

— Почему все балеты классического наследия живы до сих пор? Потому что с годами они переосмысливаются современными режиссерами. Время идет и диктует свои порядки. Темп жизни XIX века был не такой, как сегодня. Если бы они остались в своем первозданном виде — возможно, некоторые спектакли не дожили бы до нашего времени.

Балеты необходимо пересматривать, и даже те режиссеры, которые стараются сохранить классическое наследие, в каждую постановку вносят что-то свое.

— История знает период, когда постановщики спектаклей шли на упрощение. Вы его застали?

— Один раз в моей жизни, когда я еще был танцовщиком, в нашем театре попытались сделать упрощенческий вариант «Бахчисарайского фонтана». Тогда партия выдвинула такой тезис: «экономика должна быть экономной».

Я помню, тогда сделали часть декораций из бугорчатой прокладки из-под яиц. Эту прессованную бумагу покрасили золотого цвета краской и три спектакля это смотрелось красиво. После бумага обмякла и ячейки стали отваливаться.

С приходом Рауфаля Мухаметзянова на пост директора от такой практики театр полностью отказался. Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи. Спектакль нужно делать так, чтобы он прослужил минимум 10 лет — и физически, и эстетически.

Репетиция спектакля «Спящая красавица»

— У вас небольшой пошивочный цех по сравнению с цехом Большого театра. Хотели бы вы иметь свой цех, как в Москве?

— Конечно, желательно было бы иметь такой цех, так как в любой момент можно подняться и проконтролировать процесс создания костюмов. В нашем случае мы заранее обговариваем, что и как должно быть, а затем получаем уже готовую продукцию.
Но иметь свой большой цех в Казани нерентабельно. Придется воспитывать целый штат кадров.

До революции в Санкт-Петербурге если ученик хореографического училища получал серьезную травму, его не отчисляли, а обучали шить пачки, костюмы, балетную обувь и другое. И это было здорово, так как на такую работу приходил человек, который понимает, как это должно быть. И такие кадры формировались веками.

Сделать нечто подобное у нас за короткий срок просто невозможно. Сейчас у нас есть хорошие мастера в пошивочном цехе, с поставленными задачами они справляются.

— В этом году на Нуриевском фестивале будет много артистов, которых казанцы увидят впервые?

— Конечно, пандемия диктует свои законы и мы не можем пригласить многих зарубежных артистов. Но слава богу, русский балет пока занимает ведущее положение в мире во всех отношениях, в том числе и в смысле профессионализма танцовщиков. Поэтому в этом году примет участие большое количество новых для казанцев российских исполнителей.

У нас еще не было артистов из «Астана Оперы». Публику ждет встреча с интересным, на мой взгляд, танцовщиком Бахтияром Адамжаном. Я видел его на одном из конкурсов — выдающийся исполнитель. 
Также на сцене появятся артисты, которых мы приглашали не единожды. Они уже так полюбились публике, что мы просто не могли отказать себе в удовольствии пригласить их снова.

— Как быстро приглашенные танцовщики приспосабливаются к постановкам нашего театра?

— Мы приглашаем танцовщиков высокого класса, и они быстро на репетициях осваивают партии, которые поставлены в нашем театре. Наши танцовщики им активно в этом помогают. За 33 года проблемы в этой области никогда не было. Плюс ко всему, они всегда заранее могут подготовиться, так как перед фестивалем мы высылаем видеозаписи наших постановок.

— В этом году в качестве режиссера гала-концертов выступите вы?

— Все верно. Я не ставил гала-концерты на Нуриевском фестивале последние два года и в этот раз представлю зрителям плод своей фантазии.

Традиционно он будет состоять из двух отделений. В первом отделении публика увидит несколько дивертисментных номеров, которые были специально поставлены к Нуриевскому фестивалю. В качестве постановщика трех номеров выступит наш солист театра — Алессандро Каггеджи. Аманда Гомес с Вагнером Карвальо исполнят премьеру «Сокровища», а солисты Михайловского театра представят очень любопытный номер в хореографии Начо Дуато.

Начало концерта откроется видеорядом ретроспективы жизни Нуриева. Туда мы включили не только хроникальные кадры, но и анимацию. Видеоряд будет заканчиваться последней работой Рудика на парижской сцене — постановкой балета «Баядерка», и с номера из «Баядерки» мы начинаем гала-концерт.

Второе отделение будет отличаться. Я поставил своеобразную сюиту под условным названием «Праздник Севильи». В июльский жаркий день на площади города соберутся жители, чтобы хорошо провести время: выпить вина и, конечно же, станцевать для нашей публики.

— После небольшого общения с солистами театра создалось впечатление, что труппа здесь — большая семья, в которой вы — отец. Но когда вы только пришли в театр, обстановка была совершенно иной. Почему произошли такие кардинальные изменения?

— Как вы знаете, в Казань я попал по распределению после выпуска. И, несмотря на то что здесь в театре работали выдающиеся танцовщики, такие как Салих Хайруллин, Галина Калашникова, Ревдар Садыков, и другие, сам театр пребывал в не лучшем состоянии. Порой мне было стыдно признаться, что я работаю здесь.

Тогда было такое понятие, как глухая периферия. В 1969 году Казань была именно такой. Сейчас ни про наш театр, ни про сам город так никто не скажет. Но когда мы вместе с Натальей Садовской начинали фестивальное движение, артистов приходилось уговаривать приехать. Убеждали, что медведи здесь по улицам не ходят. И постепенно, шаг за шагом мы преобразились. Теперь сами артисты звонят нам и спрашивают, когда мы их пригласим.

Около четверти века мы доминируем в Нидерландах — даем по 40 спектаклей в год. И публика нас уже знает, покупает билеты на сезон вперед.

Существует такая поговорка: театр — это террариум единомышленников. Отношения в труппе со всеми складываются по-разному. Несмотря на хорошие отношения, с некоторыми солистами случались и очень острые моменты.

Я сам был артистом балета, и, с одной стороны, в работе мне это помогает, но с другой, я знаю, как обидно бывает танцовщикам, когда на партии, на которые они претендовали, вводятся другие. Для меня отказать своему артисту очень тяжело. Мне хочется дать шанс всем и каждому, но, увы, это невозможно.

Поэтому я смотрю на работу в зале. Если я вижу стремление и огонь в глазах, то даю возможность проявить себя в спектакле. Но не всегда одни только старания — гарант хорошего выступления. И, пожалуй, это самое тяжелое для меня — снимать с партий таких танцовщиков.

Существует еще и такой момент: новички уверены, что нужно давать дорогу молодым. Но путь танцовщика очень короток. И состоявшиеся артисты уверены, что молодые танцовщики еще успеют натанцеваться, и хотят до последнего оставаться на сцене. 

Порой это становится почвой для разногласий, но в целом в театре царит дружественная творческая атмосфера. Это подтверждают и приезжие солисты.
Даже будучи незанятыми в спектакле, наши солисты приезжают на выступления и помогают приглашенным гостям: всегда готовы рассказать о каких-то тонкостях и нюансах своих партий. А если артист растеряется, в нужный момент подтолкнут на сцену. Эта рабочая творческая атмосфера невероятно ценна для меня! И я стараюсь ее всячески поддерживать. В этом мне помогает моя команда педагогов, которые понимают меня с полуслова. Приятно, что все мы смотрим в одном направлении.

— Как относитесь к отдельным от театра начинаниям своих подопечных? Например, к Stage Platforma Олега Ивенко?

— Мы всегда поддерживаем такие вещи. Мало того, мы с Олегом рассматриваем проекты с приглашением молодых хореографов на нашу сцену. Это замечательные начинания.

И я всегда отпускаю танцовщика на всевозможные конкурсы, если, конечно, он способен достойно представлять наш театр на других сценах. Например, Аманда Гомес постоянно находится в поиске интересных номеров и проектов для себя — это замечательно. С удовольствием поддерживаю участие в проекте «Большой балет».

Я понимаю, что жизнь актера на сцене очень коротка и помимо творческого развития он еще должен успеть заработать. Но сам я ничего не подыскиваю для артистов, все это происходит по их собственной инициативе. Моей задачей является создать благоприятную для работы атмосферу в театре. 

— Фестиваль Нуриева не первый год радует публику не только основной, но и параллельной программой. В этот раз в социальных сетях вы запустили проект «Азбука балета», где танцовщики театра рассказывают об основных движениях в балете. Насколько для вас важна такая образовательная часть?

— Считаю это прекрасной инициативой литературной части театра. Сам я этим не занимаюсь, так как много другой работы. Но образовательная составляющая не может не стать хорошим дополнением фестиваля.