Валентин ЯРЮХИН:

«Спектакль – это живая материя»

Недавно русский драматический театр «Мастеровые» из Набережных Челнов представил свои лучшие постановки на суд казанских зрителей. Визит труппы театра в столицу Татарстана стал хорошим поводом для встречи с художественным руководителем и главным режиссером «Мастеровых» Валентином Ярюхиным – человеком, сменившим в качестве актера полдюжины театров – от драматического до кукольного. В 1989 году он окончил режиссерский факультет ГИТИС (РАТИ). В его биографии – около 40 поставленных спектаклей в театрах страны. Валентин Ярюхин – член Союза театральных деятелей России, а также Союза писателей России.

Валентин Никитич, с какими мыслями вы ехали на гастроли в Казань?
В.Я.: Мы ехали с опаской, с небольшой тревогой. Дело в том, что российское сознание устроено «по ранжиру» – если ты из Челнов приезжаешь в Казань, то чувствуешь себя провинциалом, если ты из Казани переезжаешь в Москву – ты тоже провинциал. Это явление сложное. Второй момент связан с тем, что наш театр до гастролей в Казани вообще никуда не выезжал, даже в районы республики. Во-первых, театр долго вел борьбу за существование, во-вторых, ему просто нечего было вывозить – так мало было названий в нашей афише. Поэтому когда Фарид Бикчантаев предложил нам приехать в Камаловский театр, мы согласились. Нам хотелось заявить о себе, сказать: «Мы есть, и за три года что-то да натворили».

Билеты продавать было сложно, пришлось делать это своими силами. Мне помогала моя семья, а потом я позвонил педагогам из университета культуры, где меня хорошо знают, и попросил прийти – не хотелось играть на пустой зал. И к нам пришли студенты и ребята из театрального училища. В первый день мы показывали «Снежную королеву», на следующий – «Щелкунчика». И вот на второй день в зале творилось что-то невероятное: люди сидели на полу перед сценой, были забиты все ступеньки. Видимо, началась своеобразная пиар-компания – «сарафанное радио». Ну, а затем все как-то пошло вперед, люди стали спрашивать билеты, кажется, им понравилось.

То есть, вашу публику в основном составляли люди театральные?
В.Я.: Да, во многом это были наши коллеги и гости. На «Событие» пришла и Зиля Рахимьяновна Валеева – она расспрашивала нас о том, на какие деньги мы ставим свои спектакли, получаем ли поддержку со стороны государства. На самом деле такой поддержки нет, мы обладаем статусом муниципального театра, а не государственного.

Вы привезли с собой как детские, так и взрослые спектакли. Какие из них публика принимала теплее?
В.Я.: Дома у нас лучше всего идут спектакли, на которые дети приходят вместе с родителями. Не знаю, как их назвать…

Семейные?
В.Я.: Да, скорее всего. И смысл для каждого в таких спектаклях свой. Детям нужно что-то красочное и динамичное, нужна история, взрослым – несколько другое. На шутки в зале реагировали хорошо. Детские представления часто бывают не лишены притворства. Мы же хотим играть их всерьез. Это наша политика, и она обусловлена тем, что дети – люди, которые уже через 10 лет повзрослеют. Детское впечатление – штука очень сильная. Я помню, как, когда я был маленьким, меня привезли в театр. Сейчас уже сложно сказать, о чем был спектакль, но в память впечаталась магия этого события.

Это повлияло на то, что вы решили связать свою жизнь с театром?
В.Я.: Не думаю. Честно говоря, я хотел связать ее с цирком, у меня было желание стать клоуном.

Почему?
В.Я.: Хотелось смешить людей.

В театре тоже можно смешить людей.
В.Я.: О театре я тогда ничего не знал – в нашем городе его не было, как, кстати, и цирка. Я родился в Молдавии, в Бендерах, теперь это Приднестровье. Был там кинотеатр под открытым небом. И мы посмотрели много фильмов, но я мечтал о цирке. Однако все случилось именно так, как случилось. Не жалею.

Как вы стали режиссером?
В.Я.: В Казань мы приехали в 78-м году. Шесть лет я проработал в ТЮЗе актером, а потом крепко задумался о дальнейшей жизни. Решил, что из актерского окопа нужно переходить в режиссуру. Обусловлено это, видимо, было тем, что подрос, и мне показалось нелепым, что режиссеры что-то предлагают мне делать. Причем работали они тогда, как правило, очень быстро, за месяц. Я понял, что театр делает идея, а ее автор – это художественный лидер, это то, что Товстоногов называл «добровольной диктатурой». Я поступил в ГИТИС на заочный курс к Марку Анатольевичу Захарову, который через год нас бросил. Подобрал нас уже Анатолий Александрович Васильев. Вскоре ему дали возможность набрать высшие режиссерские курсы, и, поскольку у меня уже было высшее образование, я туда попал. Одновременно учился и стажировался.

Потом я уехал в Ростов и начал самостоятельное плавание. В 1993 году Борис Цейтлин пригласил меня в Казань – в ТЮЗ. Здесь я поставил «Золушку», а затем занялся и другими спектаклями. Когда ушел из этого театра, шесть лет работал педагогом. Выпустил три курса, а затем вновь ушел. Я ездил на постановки, зарабатывал на хлеб насущный. Это продолжалось 4 года. В 2004-м моего сокурсника Бориса Мильграма пригласили в Пермь: там он возглавил академический театр драмы. Первое время мы работали хорошо, но потом тоже начались какие-то странные вещи, и в это время возникла идея с муниципальным театром в Челнах. И она мне понравилась с самого начала. Я собрал вещи и уехал.

Первый год бы чрезвычайно тяжелый, бедный, нас никто не знал, мы играли в пустом зале. Но вода камень точит – мы потихоньку восстановили тот репертуар, который был там. К концу первого сезона в афише было 4 названия, сейчас их 12, и я могу сказать, что мы не бегаем за публикой – люди приходят сами, они довольны. Мы стали зарабатывать деньги, и у нас, слава Богу, не воруют. Я очень удивляюсь, когда государственные театры жалуются, что им урезали дотации. Если здесь задумываются о том, как поставить один спектакль на миллион рублей, то мне кажется, что мы могли бы на эту сумму сделать три. Одна из наших постановок – «Плутни Скапена» Мольера – вообще целиком сделана из мешковины, а ведь это – куртуазный век, барокко, стиль, в котором должно быть всего очень много. Из мешковины сшиты костюмы. На сцене ничего нет, кроме букв – и то зритель понимает, что это буквы, в самом конце, когда они складываются в слово «Мольер». Но знаете, когда мы показали спектакль в Казани, мне показалось, что этот город перестал быть театральным, по крайней мере, таким театральным, как раньше. Но это лишь мое субъективное мнение…

Складывается ощущение, что к челнинской публике вы сейчас относитесь теплее, чем казанской.
В.Я.: Нет, такого я не могу сказать. Я никогда в работе не руководствовался желанием угодить, и мне кажется, что это правильно. Нужно слушать собственную интуицию, двигаться вперед самому. Возможно, ты не будешь нравиться всем. Но у тебя появятся твои верные, понимающие сторонники, которые будут тебе верны. Я ищу в творчестве не обожания, я ищу понимания. И когда у меня есть возможность говорить на те темы, которые мне близки, этого достаточно.

Вообще вопрос о публике задают часто. Но у меня на него один ответ: если актер честен перед собой и тем, что он делает, если он трудится без халтуры, то это будет признано, даже если у него весьма скромное дарование. Это мое глубокое убеждение – я видел самодеятельные спектакли, которые давали сто очков вперед профессиональным. Но в России, к сожалению, мало честности, поэтому работать нелегко.

А что может сделать человек в этой ситуации? Просто честно выполнять свою работу?
В.Я.: Я думаю, да. Начнем с этого, а потом уже – все остальное. Вы только вдумайтесь – если Чехов говорил, что он каждый день по капле выдавливал из себя раба, что делать нам – людям, которые не обладают той тонкостью и интеллигентностью? Честно говоря, по этому поводу у меня здоровый пессимизм.

Вы режиссер. Как вы относитесь к своим спектаклям?
В.Я.: Спектакль – не кино. Его всегда можно поправить, переделать. Эти вмешательства ничего не меняют, вроде бы, но со временем улучшают качество постановки. Опыт нарабатывается, люди растут. Это живая материя, растение, за которым нужно ухаживать.

Несмотря ни на что, в нашем городе есть люди, которые очень любят театр. И их немало. Что вы могли бы им пожелать?
В.Я.: Оставаться такими как можно дольше. Время работает против человека, нужно суметь сохранить себя.

Беседовала Нина НАРЫКОВА