Точка зрения//Рафаэль ХАКИМ "Проклятые" вопросы//9 июня, №21

«Смутное представление о демократии как всеобщем равенстве и процветании (на базе западных моделей) в головах, конечно, крутилось, - утверждает Андрей Нуйкин, — но подавляющая часть борцов-реформаторов упорно не хотела думать, как именно можно реально к этим моделям приблизиться в нашей уникальной ситуации».

И он с отчаянием добавляет: «Но где, спрашивается, все эти годы была орава наших профессиональных экономистов, идеологов, политологов, психологов, культурологов?» «Перестройка» породила множество критиков.

Жизнь показала, что «Иное» тоже дано. Когда духовные отцы не дают ответы на «проклятые» вопросы, когда отсутст-вуют «властители дум», появляются совсем другие силы: на-ционалисты, сепаратисты, шовинисты, экстремисты, фашисты.

На вопрос: «Будет ли Россия фашистским государством?», Александр Севастьянов отвечает: «Да, будет. Непременно. Неизбежно. Обязательно». «Фашизм, - продолжает он, — это не что иное, как диктатура национального капитала. Ни больше, ни меньше. Вот над чем стоит задуматься. Ди-ктатура национального капитала... Да ведь это именно то, что необходимо России, как хлеб, как воздух. Национального, а не интернационального, как сегодня! Такая диктатура в качестве реакции на нынешнее положение дел возникнет непременно, как только национальный капитал окрепнет и сплотится, как только наши промышленники, торговцы и финансисты окончательно поймут, что в своей стране можно и нужно быть хозяином, а не лакеем. На это уйдет около десяти лет». Он писал это в 1995 г. Скинхеды уже шагают по всей стране. Фашизм в России перешел из теории в практику.

Россия застряла на перекрестке истории. Она не может до конца уйти от имперских традиций, но и не может стать демократическим государством. Многим представляется, что можно немножко вернуться назад, немного взять у Запада, чуть-чуть - у Востока и построить какую-то идеальную империю. «Новая империя, то есть новое сверхнациональное государство с сильной национальной идеей, может и должна стать альтернативой фашистской и коммунистической мутации и либеральному «рассеянному склерозу»,— пишут авто-ры «Национального манифеста». - В ее ядро должны быть положены самые новые и даже сверхновые западные идеи, соедниненные с традициями российского развития, включая позитивные советские, и достижениями русской философской мысли, в частности, разработанную Вернадским концепцию ноосферного взаимодействия человечества. В ней должны сочетаться грядущий динамизм XXI века и великая духовность нашей страны, демократические ценности и национальные интересы, механизмы рыночной экономики и национальная идея. Все это превратится в нечто абсолютно новое, искомое и не находимое миром ни на Западе, ни на Востоке». Очень характерный стиль мышления - подменять четкий анализ хорошими душевными порывами. Вся проблема заключается в том, чтобы сказать какие именно «сверхновые идеи» нужно взять. Не надо призывать брать демократические ценности и механизмы рыночной экономики, они уже есть в жизни, но они плохие. Проблема не в улучшении империи, а в том, чтобы ее окончательно похоронить. Россия своеобразная страна, но не настолько, чтобы идти против мировых тенденций. Россию пора понять умом, измерить аршином и управлять расчетом.

Наступило время делать выбор между Востоком и Западом, а не стоять между ними или над ними. Киевская Русь это не Запад, тогда просто не было этого понятия, но тогда уже был Восток, Николай Бердяев писал: «На Востоке - колыбель всех великих религий и культур». С тех пор сложился Запад, а Восток стал многоликим, стало много Востоков: Юго-Восточная Азия, Средняя Азия, Арабский мир, Ближний Восток - они все очень разные. Нельзя трактовать Россию как срединное царство, как Востоко-Запад. Нет такой цивилизации. Больше правды в словах Чаадаева, который однажды сказал: «Мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человече-ского рода». Он весьма сурово оценил вклад России в мировую культуру: «Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческо-го разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили». Когда Чаадаев писал эти строки, еще не было Толстого и Достоевского, Чехова и Бердяева. Но, когда всматриваешься в сегодняшнюю жизнь, то его слова приходят на ум. Все передовые идеи Запада на российской почве превращаются в свою противоположность. Демократия больше походит на анархию, правовой порядок напоминает авторитаризм, приватизация оказалась ограблением народа, фермерство привело к катастрофе сельское хозяйство, местное самоуправление ни на что не похоже. Любая хорошая идея в российских условиях извращается. Почему? Возможно, ответ кроется в других сло-вах того же Чаадаева: «Говоря о России, постоянно воображают, будто говорят о таком же государстве, как и другие; на самом деле это совсем не так. Россия - целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека, - именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково это - олицетворение произвола. В проти-воположность всем законам человеческого общежития Россия шествует только в направлении своего собственного порабощения всех соседних народов. И поэтому было бы полезно не только в интересах других народов, а в ее собственных интересах - заставить ее перейти на новые пути». Произвол - ключевое слово для понимания России.

Был период в развитии русской мысли, когда преобладал нигилизм, который отвергал многие мировые ценности, ко всему относился скептически, породил атеизм, но в нем было много от поиска правды. Сегодня его заменил цинизм, кото-рый любовь к униженным и обездоленным, столь характерную для русской психологии, презрел и бедных объявил тупыми. «Если ты умный, тогда почему такой бедный?» Предметом доблести стали деньги, нажитые любым способом. Когда-то были русские люди, которые отказывались от карьеры, материальных благ и шли в народ поднимать его культуру и благополучие. Сегодня их посчитали бы сумасшедшими. Се-годня считается нормальным грабить свой народ любым способом - законным и незаконным. И все это называется рынком, демократией и либерализмом. Свободу истолковали в самой пошлой форме, на какую способна фантазия.

В России никогда не было сколь-нибудь влиятельной либеральной идеологии. О свободе больше говорили анархисты. Бунт всегда был характерной чертой России, и свобода чаще понималась как анархия. В этом кроется понимание специфики русских революций, разрушительных по отношению к прежней культуре. Буржуазные революции Европы делали шаг вперед, порождая новые отношения и не разрушая старую культуру. Русская революция 1917 г. не сделала ни ша-га вперед, ни шага назад, а перевела страну в другое измерение. Бунт, как стихия, сделал возможным такую метаморфозу. Идеологически это выражалось в анархизме. Бакунин и князь Кропоткин потрясли мир своими идеями безгосударственного коммунизма. Они государство считали главным врагом общества, а бюрократию — врагом личности. Бакунин писал, что если в чиновничьи кресла посадить даже ангелов, то очень скоро у них вместо крыльев вырастут рога дьявола. Го-сударство он связывал с идеей Бога, а идею Бога считал отречением от человеческого разума, от справедливости и свободы. «Если Бог есть, человек - раб». Бог мстителен, все религии жестоки. Бог - оправдание злых форм государства. В одной из работ он писал, что если бы Бог существовал на самом деле, то его стоило бы убить. Страшные мысли, но ведь анар-хисты во многом оказались провидцами. Бакунин предсказывал, что если какой-нибудь народ попробует осуществить в своей стране марксизм, то это будет самая страшная тирания, какую только видел мир. Кстати, коммунисты отреклись от Бога, но, тем не менее, создали злое государство. Что сегодня мы имеем вместо идеи анархизма? Мы имеем произвол. Произвол наверху, произвол внизу. Анархизм в понимании Бакунина и Кропоткина не был произволом, он был самоорганизацией общества без чиновников - истинным коммунизмом. Только так человек мог быть свободным, считали они.

В 1993 г. в условиях противостояния Президента России с Парламентом, Борис Ельцин просто его расстрелял, а народ не стал особенно возражать. Это был чистой воды произвол. Президент поступил как Иван Грозный или император Петр I – «жаловать своих холопей мы вольны и вазнить их вольны же». Но самое страшное заключается в том, что народ стерпел, поскольку его психология сформирована империей, т.е. она рабская, терпящая и оправдывающая произвол. Телезрители следили за сценой расстрела Белого Дома как за неким политическим шоу, спокойно попивая чай на кухне. Прошло немного лет и об этом событии помнят только родные и близкие погибших. Ни сочувствия, ни протеста.

Русский философ К.Леонтьев утверждал, что российская государственность с сильной централизованной властью была создана благодаря татарскому и немецкому элементу. По его мнению, русский народ и вообще славянство ничего, кроме анархии, создать не могли бы. Однако русские еще до появления немцев, приглашенных Петром I и до немки Екатерины II вполне самостоятельно занимались колонизацией территорий, хотя шли путем, проторенным татарами. Так что не только за анархизм, но и за империю ответственны сами русские. Хотя, надо признать, что идея империализма в России, видимо, является наследием Чингизхана. Конечно, великий завоеватель не терпел произвола, а насаждал свой свод законов - «Великую Ясу», а власть ханов была ограничена системой четырех беков и курултаем. Но ведь совсем нетрудно объявить волю хана законом, а курултай (собор) не созывать, что и сделал Петр.

Гениальность Достоевского заключалась в неприятии всемирного соединения путем насилия. Он одинаково не принимал авторитарного христианства и авторитарного социализма. Нельзя достичь высшей гармонии за счет насилия. Иван Карамазов говорит: «От высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка». Не может никакая благая цель осуществляться за счет унижения человека. Никакая полити-ка не может оправдать человеческие жертвы. Как это не похоже на то, что случилось в XX в. Все было наоборот. Достоевский задолго до рождения фашизма, понял его глубинную психологию. В «Великом инквизиторе» есть такие строки: «Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они создали богов и взывали друг к другу: «Бросьте ваших богов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим!» И так будет до скончания мира, даже и тог-да, когда исчезнут в мире и боги: все равно падут пред идолами... Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть». Фашизм стал реакцией на расширение свободы человека, чрезмерную ответственность, от которой человек бежал и искал успокоения совести в подчинении власти. Он готов принять любую идеологию, любые политические структуры и символы, которые создают видимость смысла и вносят порядок.