news_header_top_970_100
16+
news_header_bot_970_100
news_top_970_100

Семен КАМИНСКИЙ:

«Отсутствие цензуры и вседозволенность – это разные вещи»

«Отсутствие цензуры и вседозволенность – это разные вещи»

С 10 по 15 декабря в Казани проходит международный фестиваль студенческих театров малых форм памяти Аркадия Райкина «Икариада-2007». В один из фестивальных дней в закулисье председатель жюри – писатель-сатирик, литератор, мастер разговорного жанра Семен Каминский дал интервью агентству «Татар-информ».

Семен Матвеевич, что сегодня происходит с разговорным жанром?
С.К.:
Он существует, как существовал, и как будет существовать. Я человек, достаточно много проживший и сформировавшийся в советские годы, много работавший в это время. Этот жанр сегодня мне мало интересен в том качестве, в котором он существует в средствах массовой информации. Прежде всего, я имею в виду телевидение, которое диктует вкусы, навязывая их широкому кругу населения. Хотя есть, конечно, хорошие передачи, к примеру та, что ведет Таня Лазарева. Эта передача вполне приемлемая, но, понимаете, в доперестроечный период были люди, которые оказывали на меня, по крайней мере (я буду говорить о себе; не хочется концентрировать чужие ощущения, но у меня были единомышленники, много людей вокруг меня испытывали такие же ощущения и мыслили так же, как и я) серьезное влияние. В их выступлениях не было желания просто рассмешить человека, а билась мысль, билось сопротивление, несмотря на существующую цензуру, и эти люди обладали большим актерским мастерством. Прежде всего, конечно, это Аркадий Райкин.

Вообще, Райкин оказал колоссальное влияние и на формирование самого жанра, и на тех, кто разговаривает со сцены, и на тех, кто для них пишет. Огромное количество людей, которые и в то время, и сейчас работают на сцене, пришли в этот жанр под влиянием Райкина. Причем, что интересно, он на них оказал влияние еще в те годы, когда эти люди еще не совсем понимали, о чем Райкин вообще говорит. Я про себя могу сказать – мне было лет 9 или 10, когда я увидел его на экране. Что я мог понять в то время? Он говорил о бюрократах, о воспитании детей. Конечно, я ничего этого не понимал, но от его выступления шла волна какой-то внутренней свободы и радости, я смотрел и чувствовал себя счастливым. На меня он повлиял – я выбрал определенную дорогу в жизни. Мне захотелось, чтобы после моих выступлений люди тоже ощущали радость и свободу. Кроме него в те годы было немало людей - одни были менее известны - такие как Олег Белявский, или более известны – Роман Карцев, Жванецкий, блистательный в те годы. Был неплохой Хазанов. Могу еще назвать имена своих коллег по цеху. Я очень надеюсь, что и мои выступления приносили (не претендуя на лавры великих) зрителям радость.

Что же касается того, что произошло на сломе двух времен… из разговорного жанра ушла очень важная, на мой взгляд, составляющая - пробивающийся дух сопротивления советской рутине, скуке. Эта протестная составляющая, нравственная составляющая, составляющая правды. С годами люди, работающие в этом жанре, сделали своей задачей выжать из людей животный смех. Мы все боролись за то, чтобы отменили цензуру. Но отсутствие цензуры и вседозволенность - это разные вещи. Есть вещи, которые приличный человек не должен произносить в пристойном обществе. Иногда то, что я слышу со сцены…Я не ханжа, я живой человек. Все способы и формы существования человеческого организма мне знакомы. Но зачем мне это слышать со сцены? Зачем? Я выключаю телевизор.

Как вы считаете - всем известные юмористические передачи, которые идут на центральных каналах, это сатира?
С.К.:
То, что это не сатира, это понятно. Что касается Петросяна – вопрос неоднозначный. В принципе, как я к этому отношусь, не должно никого волновать. Я не поклонник, а кому-то нравится. У него есть свой зритель, к нему приходят люди и получают удовольствие. Он фанатично предан своему делу, он искренне это любит, он очень много работает. Своим трудом он своего зрителя завоевал. Наверно, это тоже нужно… Есть высокая литература, очень сложная. Так же, как и музыка. Шостакович далеко не всем понятен. Большинство будет слушать более доступную, легкую музыку. Поэтому большинство слушает Петросяна – очень простой, понятный юмор, где все «лежит на поверхности».

Как вы относитесь к КВН?
С.К.:
Бывает ничего, но я не поклонник. Понимаете, какое дело. Чего, собственно, хотели диссиденты-шестидесятники? Не того, чтобы с их приходом везде был Жванецкий и Шостакович. Они хотели, чтобы был и Жванецкий, и Петросян, и Райкин, и Комеди Клаб. Чтобы все существовало. Меня в данной ситуации раздражает то, что сегодня я каждый день вижу или Комеди Клаб, или «Кривое зеркало». Это неправильно. Мы не этого хотели. КВН чуть поприличнее, конечно. Но все это - особая область существования юмора, где всерьез не включается ни режиссура, ни актерское мастерство, где важен текст. Такое тоже должно быть. Давайте сделаем так, чтобы у нас все было. Но когда кто-то захватывает позиции и начинает утомлять нас – это неправильно.

На ваш взгляд, может ли вернуться дух сатиры?
С.К.:
Вернется ли сатира… Даже в самые страшные годы, когда людей убивали за анекдоты, все равно писали. В общности все равно найдется тот, кто не может молчать. Он иначе жить не может. Когда Мандельштам писал: «Я живу, под собою не чуя страны…» – кто его заставлял? Он просто не мог этого не написать. В самые страшные годы люди писали, другое дело – как это будет выходить к людям. Были времена, когда люди писали на коленках и передавали друг другу. Хорошо, что сегодня есть Интернет…

Беседовала Лилия АХМАДЕЕВА

news_right_column_1_240_400
news_right_column_2_240_400
news_bot_970_100