Память//ПО СЛЕДАМ КРЫМСКИХ ТАТАР//13 апреля, №13

Из села я уехал один. На фронт брали более рослых, плечистых ребят. Не зря часто повторяла мать: «Растешь, сынок, для государства». На телеге с запряженной парой лошадей объехали родное село Чураш и взяли направление на Бугульму. Нас там держали с неделю, помыли в бане, ознакомили с военными порядками, ходом Великой Отечественной войны и целый эшелон товарных вагонов отправили в неизвестном направлении.

Дней через десять, когда доехали до мест, освобожденных от немецких захватчиков, мы были потрясены, увидев разрушенные села и города, руины и пепелища. То там, то здесь земля была разрыта окопами, стояли доты, дзоты, валялась п

. Когда я прощался с дедом Шайхелисламом – с папиным отцом, которому было около 87 лет, у него увлажнились глаза, хотя он был очень строгим даже для своих детей. Бабай умер в 1945 году, дожив до Победы. Но не дождался моего отца, он не вернулся с поля боя. Поврежденная техника, неиспользованные снаряды, патроны и другое вооружение. Вступая на Крымскую землю, мы особо почувствовали разрушительную силу войны.

В то время, осенью 1944 года в Крыму не остался ни один крымский татарин. Их дома и хозяйства заняли приехавшие из разных концов России люди, а среди военных казанских татар, служивших на флоте и армейских частях, было много.

Замечу еще одну деталь. Из дома мы выехали в лаптях, в пути они износились, «цвели», как говорилось в народе. Запомнилось, как мы в этих лаптях прошли по улицам Симферополя.

В полуэкипаже Черноморского флота, расположенном в палатках на месте очищенных от развалин, мы проходили врачебную комиссию. Нас определили в части и учебные отряды. Проверили тщательно. Даже провели диктант и контрольную работу по математике. А мы, приехавшие из деревни, не очень блистали в этом отношении. Причину этих проверок мы поняли через десятки лет – надо было, как можно меньше допустить на корабли людей татарской национальности. Как я уже писал, ведь в ту пору в Крыму не было ни одного крымского татарина, их всех как «изменников Родины» депортировали в Узбекистан, Казахстан и другие области и края страны. Только после десятков лет, когда татары начали возвращаться в Крым, мы узнали, что в те годы адмиралы Черноморского флота были против большого притока казанских татар на флот. Ведь татар в Симферополь прибыло много. Из Бугульмы целый эшелон, кроме того, были чистопольские мишары, приехавшие другим эшелоном.

Одели нас сначала в военно-морскую форму, на другой день часть новобранцев переодели в солдатскую. Это тоже были звенья одной цепи. Но несмотря на все меры, татар попало на корабли и части довольно много.

Из Симферополя в Севастополь мы уже ехали в открытых железнодорожных платформах. Всё видели, что творилось вокруг. Приехав в Севастополь, мы ужаснулись. От железнодорожного вокзала до Графской пристани, пройдя почти весь город, увидели всего 2-3 чудом уцелевших дома. Всюду были только развалины. Город был разрушен дотла.

Поэтому с первых дней службы для нас началась напряженная работа. На катерах повезли нас в Северную сторону города, разместили в уцелевшем двухэтажном доме между горами. В полукилометре плещутся волны бухты. Утром вместо физзарядки мы бежим туда, а вода с прикосновением руки светится, фосфорит.

Через некоторое время перевели нас в недавно восстановленное трехэтажное здание в центре города, расположенное на большом холме. Мы на катерах ежедневно плыли в инженерный городок на Северную сторону, там очищали территорию и развалины двухэтажной казармы. Каждый из нас должен был собирать топливо – доски, щепки и в связках нести их в город. Если на нас посмотреть: шинели без погон, пилотки без звездочек... Выглядели мы не лучше немецких и румынских пленных, каждое утро длинным строем шагавших на стройки города. Пленные, нацепив котелки, шагают не спеша, а мы на горбу несем дрова и на катерах, полных народу, перевозим в город.

Среди нас вели целенаправленную агитацию против крымских татар, их обвиняли в «измене Родине», якобы они хотели подарить Гитлеру белого коня. Возможно, среди крымских татар и были предатели, но целая нация никак не может быть изменником. Позже, когда я с пятью бойцами своего отделения был в командировке на станции Мекензивы Горы, наш друг шофер Саша Кашкарев и рабочие железнодорожники рассказывали нам совсем обратное, они обрисовывали крымских татар честными, трудолюбивыми, милосердными людьми, выражали сожаление, что их депортировали. Саша Кашкарев часто вспоминал своего друга Усмана, он надеялся, что татары вернутся. Он знал крымско-татарский язык, иногда старался вести разговор на татарском. Саша снабжал нас красными вкусными яблоками, говорил, что берет из сада своих друзей татар.

В части сначала было более ста татар, целых два взвода. После вечерних проверок выводили на прогулку, на улицу, заставляли петь песни. Многие из нас русский язык не знали, поэтому если и запевали, то быстро останавливались. В один из вечеров сержант Дружинин разрешил петь на татарском языке. На улицах Севастополя звучала песня «Ленинград – Москва – урамнары таш кына», запевалы от себя добавили запрещенные куплеты. Командир не понимал, об этом никто не доносил. Все прошло шито-крыто.

В те годы приходилось часто встречаться с немецкими «гостинцами». Кое-кто был ранен, были и погибшие. От взрыва мины во время работы на железной дороге погиб Асгать Ганиев из Аксубаевского района. Вместе с ним я тоже получил ранение в коленный сустав, лечился в госпитале и вернулся в строй. Но бывало, несчастья случались и по неосторожности солдат. По приезду в Севастополь один взвод наших ребят отправили в Бахчисарай, чтобы привести в порядок Ханский дворец. Ведь немцы роскошные дворцы превратили в конюшню. Там тоже еще много было неубранных трофеев. Один наш товарищ из Сармановского района по фамилии Хадеев взял офицерскую немецкую гранату, на вид она красивая, хотел сделать портсигар. Он сел на ступеньки двухэтажной мечети очистить внутренности гранаты. В результате у него оторвало взрывом три пальца одной руки, был еще ранен в колено и отправлен в госпиталь. От военной службы его освободили и демобилизовали. Рядовой Плотников из Саратовской области взял неразорвавшийся снаряд, стукнул его острым концом о разбитый немецкий бронепоезд и скончался на месте, мгновенно.

Воинская учеба велась вперемешку с работой на железной дороге. Сначала восстановили военную железнодорожную ветку, берущую начало со станции Мекензивы Горы. Когда все привели в нормальное рабочее состояние, на этой станции в одной из комнат дома железнодорожников установили пост наблюдения из пяти человек. Около полутора лет мне пришлось командовать этим постом.

Половина состава нашей роты состояла из татар. Они везде несли службу исправно. Несколько человек были в командировке в Румынии, два взвода были отправлены в долгосрочную командировку в город Поти. Один взвод пилил и отправлял на объекты флота лесоматериалы из Выгодского района Станиславской области (позже переименованной в Ивано-Франковский).

Работы всем хватало. Все мы делали честно, заслуживали похвал командования. А ведь на флоте совершались солдатами и матросами преступления. Часто объявляли приказы командования Черноморского флота и читались приговоры трибуналов. Меня и наших ребят радовало то, что в них не назывались фамилии наших земляков.

Вот так мы прослужили семь лет в разрушенном войной Крыму, восстанавливали города, дороги. Семь лет мы ходили по крымской земле, родине крымских татар, по их следам, но нигде их не встретили.…

Слава Аллаху, в трудностях военного времени и послевоенного лихолетья мы не сломились, получили крепкую закалку. Семнадцатилетними мальчишками ушли на службу, наша молодость прошла там. Вернулись возмужавшими двадцатичетырехлетними парнями, соскучившимися по родной земле, по мирному труду.

Зуфар АБДУЛЛИН,

член Союза журналистов СССР и Татарстана с 1957 года, ветеран Великой Отечественной войны и печати, капитан III ранга в отставке