Ильяс Камал: «Мариинка? Могла быть и она, но я выбрал другой путь»

«Музыку, написанную искусственным интеллектом, нельзя назвать настоящим искусством»

– Ильяс, как вы сочиняете музыку – в голове, на инструменте, напевая голосом или, может быть, в компьютере?

– Все перечисленные варианты имеют место в зависимости от настроения и обстановки. Например, во время поездки может созреть что-то в голове. Что-то может быть пропето голосом, что-то наиграно на инструменте. Ну и в наше время музыка, конечно, записывается на компьютере – так можно сразу распечатать ноты, чтобы отдать их исполнителям. Раньше ноты писали от руки, я тоже немного застал это время, а сейчас компьютеры сильно упрощают процесс именно оформления и подготовки партий.

– А бывало такое, что мелодия вам приснилась?

– Да, было однажды. Приснилось самое первое мое сочинение, песенка. Мне тогда было лет шесть, наверное.

– Напоете?

– Нет, сейчас не хочу это изображать (смеется). Это такая как бы народная песенка про соловья.

– А вы слушали музыку, сочиненную искусственным интеллектом? Как вам она?

– Ну, настоящим искусством это назвать нельзя. По крайней мере, то, что слышал я. Это музыка, сделанная на основе штампов. И в целом я, конечно, сторонник того, чтобы искусством занимались люди, а не машины. Потому что искусство изначально про человеческие эмоции.

– Но со временем компьютер многое стал делать лучше человека.

– Но именно искусство все равно должно создаваться людьми. Конечно, электронную музыку уже не отличить от человеческой – когда человек пишет на компьютере, он создает синтезированные звуки. Но при игре на живых инструментах такой фокус не пройдет.

– А вот, скажем, художница Елена Шейдлина считает, что искусственный интеллект ей помогает. То есть по ее запросу ИИ создает картинку, на ее основе она придумывает уже сама, и получается что-то еще более неповторимое. Хотели бы так попробовать?

– Возможно. Это уже как раз тот случай, когда человек создает произведение, используя технологию. Это другое дело. Да, в чем-то компьютер, наверное, может помочь композитору.

«У большинства композиторов есть специализация: кто-то пишет для рекламы и фильмов, а кто-то только для живых инструментов»

– Как современному композитору продвинуть написанное им крупное произведение? Предложить в театр?

– На самом деле, это сложный процесс. Редко бывает так, чтобы люди ходили и сами что-то предлагали. Многое зависит от стечения обстоятельств. Кому-то может потребоваться уже написанная тобой музыка или просят написать на заказ.

– А что бы вы посоветовали начинающему композитору? Может быть, писать музыку для рекламы или компьютерных игр?

– Я думаю, это индивидуально. Даже среди профессиональных композиторов кто-то хорошо пишет именно для роликов, рекламы, фильмов, а кто-то пишет только для живых инструментов. Кто-то это сочетает, но все равно у большинства композиторов есть специализация.

– А вы шутки ради могли бы написать музыку для рекламы?

– Возможно. Пока не доводилось. Хотя мою музыку, написанную для скрипки и фортепиано, использовали в видеороликах и в документальных фильмах. Но она не была написана специально для медиаконтента.

– Вы в этом случае просто даете свое разрешение или требуете за это денег?

– Как правило, я рад уже тому, что это исполняется. И, конечно, автору всегда хочется, чтобы его авторство было указано.

– А кино вы смотрите?

– Редко. Не хватает времени.

– Но когда смотрите, обращаете внимание на саундтрек?

– Конечно. Все, что звучит вокруг, даже фоном по радио, я визуализирую как партитуру.

«Очень многие увлекаются музыкой не своего родного народа. И это очень интересно»

– В одном из интервью вы, когда речь зашла о татарских композиторах, выделили Рустема Яхина и Алмаза Монасыпова. А можете дать оценку музыке ныне живущих композиторов? Например, Софии Губайдулиной, Айдара Гайнуллина?

– София Губайдулина, несомненно, композитор мирового масштаба. У нее есть глобальные сочинения, понятные людям в любой точке мира, хотя это, конечно, авангардный стиль и он не для всех. Но с тем, что она выдающийся композитор, невозможно спорить.

У Айдара Гайнуллина тоже свой стиль и очень интересное направление.

– Баян?

– Ну да, а почему нет. Это же инструмент с широкими возможностями, если использовать его правильно, не на примитивном уровне.

Но, как представитель классической музыки, я тяготею больше именно к татарской романтической музыке. Яхин и Монасыпов как раз ее представляют.

– То есть вы относите себя скорее к татарским композиторам, у вас есть это самоограничение? Эльмир Низамов, например, говорит о себе по-другому – что не может сказать, что видит себя только в татарской музыке. А вы, значит, можете.

– Скорее да, чем нет, я действительно считаю себя национальным композитором. Но это не значит, что национальная музыка, в том числе моя, совсем непонятна для носителей других культур. Тем более что сейчас, когда коммуникации так развиты, очень многие увлекаются музыкой не своего родного народа. И это очень интересно. Это обогащает, это, как говорят в таких случаях, диалог культур, что очень ценно в наше время.

Так что музыка национальных композиторов может звучать сейчас в любой точке земного шара. И такие примеры есть. Мое сочинение для струнного оркестра исполнялось в Чили оркестром Marga Marga. Они, конечно, трактовали его немного по-своему, но в целом не отходя от основного замысла. Это было интересно и приятно.

«Чтобы понять классическую музыку, не надо пытаться сразу ее анализировать»

– Можете посоветовать людям, которые совсем не знакомы с творчеством Яхина и Монасыпова, по одному их произведению? Чтобы они их послушали и сразу полюбили?

– Когда речь заходит о Яхине, для меня в первую очередь звучит его фортепианный концерт фа минор. Несмотря на то что оно написано еще в студенческие годы, это очень зрелое произведение, которое исполняется по всему миру. Я считаю его выдающимся. Ну и, конечно, всем известные романсы Яхина, включенные в программу Московского конкурса имени Чайковского. То есть это достойные сочинения для профессионального репертуара, но понятные простому слушателю.

С Монасыповым чуть сложнее. Во-первых, он был немного моложе Яхина, у него уже прослеживаются традиции европейской симфонической музыки, где гармонии уже очень диссонантные, пряные, это не всем понравится с первого прослушивания. Но если вникнуть в эту музыку, она очень притягивает. Что именно послушать? Симфонии Монасыпова, наверное, сложноваты, а вот в вокально-симфоническом цикле «В ритмах Тукая» очень интересное сочетание традиционализма и новаторства. Там и стили сочетаются, от эстрадной, джазовой и роковой музыки до старинных татарских песнопений, и все это обернуто в академическую форму.

– Вы рассуждаете с точки зрения профессионального музыканта. Но как полюбить классическую музыку, например, подросткам? Вообще большинство людей приходят к ней достаточно поздно. Как им быстрее понять, что это классно? Вот директор казанского оперного театра утверждает, что чтобы понять конкретную оперу, нужно сходить на нее десять раз. Какой подросток будет ходить на оперу десять раз?

– У нас же демократия, каждый выбирает себе то, что ему нравится, свой стиль. Но любое искусство, не только музыка, – и даже не только искусство, но и, например, еда – может понравиться человеку и с первой пробы, и сильно позже, когда он будет в состоянии оценить ее вкус.

Чтобы понять классическую музыку, не надо пытаться сразу ее анализировать. Нужно слушать и чувствовать, получать от этого удовольствие, не пытаясь разглядеть какие-то детали. Они могут стать видны потом, с десятого, как вы сказали, раза.

«В машине предпочитаю слушать тишину»

– Вы производите впечатление стопроцентного интроверта. Композитор по определению интроверт?

– Нет, есть разные композиторы. И в классическую эпоху были разные. Кто-то замкнут в себе, кто-то, наоборот, очень живой на публике.

– Автор «Винни-Пуха» Алан Милн писал еще и взрослые книжки. В одной из них главный герой – писатель, который все время перечитывает свою книгу глазами тех, чье мнение ему важно. Читает, например, глазами любимой женщины и думает – а вот здесь-то надо было по-другому написать. Вы, когда пишете музыку, чьими ушами ее в первую очередь прослушиваете?

– Наверное, все-таки своими. В то же время я примеряю музыку к тому, как она будет слышаться из зала, как ее будет воспринимать рядовой слушатель. И немаловажно для меня восприятие музыкантами.

– Коллегами?

– Нет, теми людьми, которые будут ее исполнять. Поэтому в партитуре должно учитываться все – и удобство исполнения, и особенности музыкальных инструментов, и тембровые возможности.

– Но, сочинив какую-то мелодию, например, у себя дома, кому первому вы ее играете?

– К вопросу об интровертности – никому не играю (смеется). Пишу, обрабатываю и отдаю исполнителям. Они слышат первыми.

– Это же надо быть очень уверенным в себе и в своем мастерстве? Всегда же есть ощущение, что со стороны можно увидеть то, что не увидел сам.

– Ну, поскольку я люблю музыкальные инструменты, это, наверное, не требуется. Я стараюсь играть на всех инструментах и, соответственно, стараюсь прочувствовать каждую партию сам, своими руками.

– В вашей опере «Минем Такташ» есть фрагмент, в котором слышится что-то от Radiohead. Эта группа могла на вас повлиять?

– Наверное, все может повлиять. Я слушаю разную музыку, слушал, конечно, и Radiohead. Как и Pink Floyd, и джаз, и пост-рок.

– Какую музыку ставите сейчас в машине, чтобы расслабиться?

– Последнее время предпочитаю тишину (смеется). Музыка у меня и так всегда и везде.

«Понимал, что в Казани татарская речь будет звучать не везде»

– Можно ли сказать, что, работая только в Татарстане, вы рискуете остаться далеко от вклада в мировую музыку?

– Может быть. Но я об этом не думаю. Я стараюсь писать то, что нравится мне и может понравиться моим слушателям. А что касается вклада, это отдельный разговор. Во-первых, должно пройти время. Только последующие поколения могут оценить, стало это вкладом в мировую культуру или нет.

Что касается работы в своем регионе... Ну, это то, к чему я с детства стремился. Я родился и вырос в Санкт-Петербурге, далеко от татарской культуры, и мечтал попасть в Казань, находиться в татарской среде. И вот эту мечту я постепенно осуществляю.

– Вам не нравилось жить в Петербурге?

– Нет, нравилось, но меня тянуло сюда.

– Но культурная столица все-таки Петербург, а не Казань.

– А культурная столица татарского искусства – Казань. Петербург я очень люблю, это моя родина. Но и Казань для меня родина – как родина наших предков.

– А не проскакивала у вас мысль, что если бы вы остались в Петербурге, учились бы там и работали, то могли бы сейчас играть в Мариинском театре?

– Возможно. Но я выбрал другой путь, для меня он более привлекательный. Я сейчас пробую себя в разных сферах музыки, не замыкаясь на одном узком направлении. Это же тоже интересно.

– Вы ведь живете в Казани уже 16 лет? Есть с чем сравнить. Нияз Игламов пару лет назад сказал в интервью: «Я живу в Казани всю жизнь и могу сказать, что наш город сегодня более татарский, чем в прошлые десятилетия». Он, конечно, сравнивал с советским временем, которое вы не застали, но с 2007 годом вы ведь можете сравнить? Вот вы приехали тогда из Питера – что вас удивило? Может быть, то, что здесь мало говорят по-татарски?

– Нет, я и не ожидал, что здесь везде будет звучать татарская речь. Но в тех кругах, где я вращался, я получал достаточно татарского общения, скажем так. Изменилось ли что-нибудь за 16 лет? Нет, больших изменений не вижу. Все равно есть места, где можно говорить по-татарски и тебе будут отвечать на том же языке.

Рустем Шакиров, Регина Яфарова