Фильм Ричи - это не лишенное специфической изысканности развлечение, подходящее не всем

Как бы ни хотелось поговорить о новом фильме Гая Ричи о Шерлоке Холмсе как о вещи в себе, к сожалению, это невозможно. Контекст не может не влиять на восприятие, и в этом смысле ситуация для картины «Шерлок Холмс: Игра теней» несколько хуже, чем для «Шерлока Холмса».

Появление сериала «Шерлок» наглядно продемонстрировало, что динамичность происходящего на экране не обязательно должна сводить к минимуму показ аналитических способностей персонажа, а пристрастие к визуальным эффектам не требует частичного упрощения характеров героев. Но Ричи, к счастью или, к сожалению, – это Ричи, и вместо обсуждения того, чего нет в его новом не лишенном блеска фильме, следует обратиться к тому, что в нем есть и что создает этот блеск.

Время в фильме не соответствует ни викторианской эпохе (хотя для современников она была как раз временем скорости – это была другая скорость, для восприятия которой сейчас нужно предпринимать дополнительные усилия), ни эпохе современной. Это целиком и полностью условное время боевика, не помнящее о референциальной иллюзии. С бешеной скоростью мчащиеся по Европе герои обращаются не к повседневному опыту зрителя и не к отрывочным знаниям о Belle Epoque, а к заложенным при просмотре жанрового кино паттернам. Условность не скрывает своей условности и гордится ею. Отсюда и обилие рапидов в фильме – наблюдающий за происходящим получает дополнительный саспенс от нарочито медленно показываемых стремительных действий персонажей.

«Игра теней» – конечно, фильм, принципиально отказывающийся от формулирования каких-либо мессиджей. Тем не менее, некоторых актуальных проблем он касается мимоходом, чтобы сразу продлить свой беспечный бег.

Зловещие взрывы, дестабилизирующие обстановку в Европе и готовящие мировую войну, не могут не вызвать в памяти те относительно недавние взрывы, которые ознаменовали переход из века XX в век XXI. Впрочем, и кажущийся столь благостным конец XIX века был ознаменован всплеском терроризма – прежде всего анархистского (в «Игре теней» анархисты-террористы имеются, но находятся на вторых ролях). В фильме Ричи злым гением, толкающим человечество к частичному самоуничтожению, оказывается профессор Мориарти (Джаред Харрис). Но он не столько ищет извращенную реализацию своей воли к власти, сколько стремится просто увеличить свое состояние. Довольно банально, не так ли? Но именно этому достаточно убедительному в своей банальной, но эффективной и даже эффектной калькуляции злодейств персонажу предстоит сказать о неизбежности войны. Ее можно только отсрочить, но не отменить. Золотой век Европы сопровождался частыми военными тревогами, что не могло не делать будущую большую войну если не неизбежной, то вполне предсказуемой для наблюдателя. Почти машинально подсчитывая увеличившиеся за последний год число конфликтов, нельзя не заметить, что мир в этом отношении заметно приблизился к любимой всеми нами эпохе торжествующей рациональности и веры в прогресс. Впрочем, эти мысли возникают только на мгновение – фильм лишь дает возможность интерпретации некоторых второстепенных моментов в остроактуальном ключе, не более того.

Прочитывающиеся еще в предыдущем фильме Ричи намеки на высокое и светлое чувство, существующее между Шерлоком Холмсом (Роберт Дауни-младший) и доктором Ватсоном (Джуд Лоу), в новом фильме стали еще откровеннее. Это уморительно смешно (что важно) и умеренно правдоподобно (что совершенно неважно). Но за веселыми гэгами жить друг без друга не могущей парочки нельзя не заметить конфликт между ценностями частной жизни и необходимостью поступка. Простое желание наконец-то женившегося доктора совершить небольшую послесвадебную поездку оборачивается перестрелкой в поезде с участием пулеметов.
Жену доктора Мэри (Келли Райли) Холмс ради ее спасения выкидывает в реку, где ее подбирает очаровательный Майкрофт Холмс (Стивен Фрай). И несчастному Ватсону остается только лежать, прячась от пуль, на полу рядом с накрашенным Шерлоком, который для маскировки выдавал себя за женщину. Его, честно говоря, в этот момент очень жалко. Частное пространство иногда приходится защищать. У Холмса Ричи частное пространство вообще не выделено, у Ватсона оно выделено, но доктор в любой момент готов его оставить – правда, в том числе и ради энергетики приключений, а не только для самозащиты. Границы частного сейчас по разным причинам переопределяются во всем мире. И, жалея Ватсона, я жалею самого себя. Уютный договор между ценностями разного рода уточняется в очередной раз. Честно говоря, лучше жить в более спокойное время, но более спокойными времена становятся, кажется, только при взгляде из исторической перспективы.

Приблизительно вот такие смыслы можно извлечь из этого фильма. Но особого смысла в подобном занятии как-то не просматривается. Так, почти автоматическая операция, отказаться от которой ваш покорный слуга не может. Но зритель вполне может обойтись без нее, просто скользя по поверхности, отвлеченно и почти не заинтересованно наблюдая за движением фигур на экране.

«Игра теней» – блестящий образчик того, что с легкой руки Сьюзен Зонтаг стало называться кэмпом. Обращаясь к этому понятию, нельзя не принимать связанного с ним риска. Ведь «предельное выражение кэмпа: это хорошо, потому что это ужасно... » Отвращение к глубине, неуязвимость к герменевтическим наскокам, равнодушие к попыткам интерпретации, андрогинность персонажей, любование мелочами – как прекрасными, так и уродливыми, пристрастие к иллюстративному саунд-треку и компьютерным спецэффектам (последние два пункта – знаки уже нового эона) изобличают кэмп. А кэмп порождается вкусом, равнодушным к определению «дурной». Фильм Ричи - это не лишенное специфической изысканности развлечение, подходящее явным образом не всем. В конце фильма персонажи превращаются в книжные миниатюры - прием обнажается, фильм демонстрирует свою сущность - изящной, но необязательной иллюстрации. Не так много, но и не так уж мало. По крайней мере, Ричи не стремится прочесть мораль там, где подобный речевой акт неуместен. И это заслуживает как минимум благодарности.

Никита ВАСИЛЬЕВ