Эмиль Талипов: «Татары работящие, как лошади, и отважные, как львы»

«С появлением семьи ответственности становится больше»

– Эмиль, зачастую зритель строит мнение об актере по его образам на сцене. Скорее всего, вас тоже воспринимают по сыгранным вами ролям. Каким вас считают человеком, вы не задумывались об этом?

– Я даже не знаю, наверняка есть разные мнения. Кто-то думает, что я весь такой позитивный и просто весельчак. Кому-то может показаться, что во мне есть некоторая гордыня. Мой отец работал учителем, был жизнерадостным, добрым человеком, но почему-то после общения с ним люди признавались: «Мансур абый, а мы вас боялись». Внешне он казался очень серьезным и даже немного суровым. Может быть, в моменты, когда погружался в свои мысли. Несколько раз ему говорили: «Мансур абый, мы думали, что вы человек жесткий».

– А вам такое говорили?

– У меня тоже бывают разные состояния. В большинстве случаев из-за работы. Иногда бываю жестким, потому что к самому себе я тоже очень требовательный и от других требую того же. Наверное, так не очень правильно. Потому что только я сам знаю, как я работаю, готовлюсь к роли. В первую очередь больше себе делаю замечания.

Бывают моменты, когда эмоции прорываются, я человек очень темпераментный. Иногда быстро вспыхиваю. Но в некоторых случаях могу долго терпеть.

– Быстро остываете?

– Очень быстро. Тут же забываю. Я не такой, чтобы держать в себе обиду. Но если кто-то, в ком я очень уверен, сделает что-то не так, предаст меня, то такие вещи я переживаю очень тяжело. Я прощаю, но уже стараюсь держаться от этого человека подальше. Все равно в душе остается рана. Предательство, особенно если это человек, от которого не ожидаешь, или предательство друга – такое мне очень тяжело принять.

– Часто бывает такое?

– Бывает, это же жизнь. Потихоньку принимаешь, самому себе так же говоришь – это же жизнь, в жизни бывает всякое. Но бороться с самим собой тяжело. А так – я быстро забываю. Не могу долго носить в душе эту тяжесть. Я верю в людей. Если с кем-то повздорили, даже если этот человек виноват, я не могу надолго оставить это напряжение – сам первым подхожу поговорить.

– Говорят, с появлением семьи характер человека меняется. У вас изменился?

– Да, меняешься, становишься более сдержанным, терпеливым. Семья по сути – союз двух чужих людей, воспитанных по-разному. И им приходится много работать, чтобы этот союз получился, чтобы, несмотря ни на какие отличия в характере, воспитании, им было комфортно вместе.

Перед тем как пожениться, мы с моей женой Ильсияр ходили в гости к Равилю абый. Супруга Равиля абый Раушания апа нам сказала: «Не бывает человека без недостатков, не замечайте недостатки друг в друге». Я согласен. Не надо замечать недостатки. На то это и называется “создавать семью” – отношения надо строить, работать над ними. Сейчас людям не особенно хочется трудиться, им легче развестись. Но просто так ничего не дается.

С появлением семьи ответственности больше. Сейчас я понимаю, что многих вещей не боялся, ко многим вещам не прислушивался, был довольно рискованным – мог, например, вклиниться в спор двух людей. Выступить в защиту, сделать замечание. А сейчас, когда у меня двое детей, появляется осторожность, ответственность за них. За себя не боюсь, переживаю за них, за свою семью.

– Если вернуться к сценическим образам, какого персонажа вы могли бы назвать наиболее похожим на Эмиля Талипова в жизни?

– Назвать какой-то один из них невозможно, потому что в персонажах все равно есть какая-то схожесть с актером. Если режиссер берет тебя на роль, он представляет тебя в этой роли. Это идет от твоей природы. Выбирает то, что ближе к твоей натуре. В человеке есть и суровость, и злость.

Наверное, у меня есть легкость, склонность к юмору, как у Ильяса из «Мэхэббэт FM», и свое видение мира, как в у Асфандияра («Мулла»). А какие еще у меня есть персонажи... (Смеется.) Наверное, есть все качества – и плохие, и добрые. Иногда больше, чем людей, жалею животных. И с каждым годом вот это сострадание становится сильнее.

«Сохраниться как Камаловский театр»

– Скоро театр Камала переедет в новое здание. Для вас это будет приятным событием?

– Мы раньше жили в однокомнатной хрущевке в 32 квадратных метрах. А потом переехали в просторный дом, а душа осталась там, в нашей маленькой квартире. Сейчас дом большой, такое ощущение, что в нем можно потеряться. А когда мы жили в однокомнатной квартире, у нас дом всегда был полон людей, было весело. Когда мы ее продавали, я в последний раз подошел к окну и попрощался, а душа осталась там. Наверное, и с театром будет так же. Потому что, как в родном доме, первые шаги были сделаны там.

Сколько артистов начинали именно там. Я сам свои первые шаги сделал в этом театре. Сколько артистов мы проводили оттуда. Если переедем, кажется, что их дух, души наших ушедших останутся там. Что делать, такое дается нелегко. Этот этап придется пройти, нам надо будет как-то пережить это. Грустно в душе.

– Но, с другой стороны, это же большое развитие.

– Конечно, все будет по-новому. Аппаратура, свет, несколько сцен, разные лаборатории. Современное оснащение очень важно, сейчас ведь многое строится на технике. Говорят, на этой площадке будут и другие проекты. Но я считаю, что театр там должен быть один, отдельно. Пусть будет труппа, все необходимое для ее деятельности, остальное неважно. Мне лично нужны сцена и зритель.

Но я хочу выразить огромную благодарность за заботу. Не каждый регион может себе такое позволить. Думаю, в России такого сегодня вообще нет. Так масштабно, с таким большим бюджетом. Теперь предстоит дух театра, который у нас там живет, перенести без потерь, как есть. Взять с собой популярность, которая была в том здании. Сохраниться как Камаловский театр. Освоиться в этих залах, воссоздать ту атмосферу. Это же неизвестность, а неизвестность всегда пугает. Переезд, ремонт – дело непростое. Когда переезжаешь в новую квартиру, примерно такие же ощущения.

«У нас инициативы пресекают еще до начала их реализации»

– Раньше вас часто видели в сериалах, сейчас же вы редко появляетесь на экране. Почему?

– Не приглашают в сериалы, только поэтому. Мне звонят иногда, начинают рассказывать: «Вот мы такие, у нас такая камера, это и это». Я говорю – отправьте сценарий, почитаю. А они: «Какой сценарий?» И на этом все. Многие думают, что мне хочется сниматься в кино. Сниматься в кино не самоцель, мне хочется работать в интересном проекте, чтобы было качество. Мне не нужны ни популярность, ни мелькание на экране, какая там аппаратура у вас – мне тоже неважно, это меня не касается. Были бы интересные проекты, я бы взялся.

– Ваше мнение о татарском кино? Оно развивается?

– Да, в прошлом году вышли фильмы Ильшата Рахимбая («Микулай», – прим. ред.), Байбулата (Байбулат Батулла, «Бери да помни», – прим. ред.). Думаю, что развитие есть.

– А вам нравится такое татарское кино?

– У меня нет возможности выбирать. Нам сейчас надо поддерживать все начинания. Принимать все. Помогать, когда человек учится. У нас любят раскритиковать еще на этапе задумки. «Разве бывает такое кино, разве это дело» – есть у нас такое. С таким отношением развития не будет. Пусть снимает. Пусть получилось не очень. Хорошо, высказали свое мнение. Но зачем поливать грязью так, что человек больше не захочет снимать? Другие народы всеми силами поднимают, поддерживают своих творческих людей. Продвигают.

Критика должна быть обоснованной, конструктивной. Не ругать только потому, что ругают другие. У нас набрасываются с жесткой критикой, а потом жалуются, что кино нет. Один фильм получился такой, а следующий будет лучше. Надо больше развития. В театрах тоже так. Если человек неспособный, он и сам не выживет в этой среде. Кино у нас пока только зарождается. Надо идти вперед. А для этого надо обучать специалистов. Не знаю, какие механизмы должны быть, возможно, за счет республики. Надо готовить режиссеров, обучать их.

– Главная проблема – нехватка знаний?

– Конечно, в любой области, чтобы что-то делать успешно, надо учиться. У тебя должна быть основа в виде школы. В любой профессии. У тебя может быть талант, но все равно образование тоже необходимо. Есть режиссеры, не знающие школы, но их очень мало. Без школы невозможно стать профессионалом. Это же не просто технически научиться снимать кино, это уметь донести свою мысль до зрителя. Наверное, подготовить таких специалистов сегодня может только Москва. Отправить туда за счет республики, чтобы вернулись специалистами.

– Значит, просто отправить на обучение и ждать?

– Не все получается сразу. Вот же, наши ребята выступили успешно. Мы ждали, и Байбулат вернулся. Он выучился в Москве, приехал, снял. Время проходит быстро, они начнут возвращаться. Для этого надо создавать возможности, открывать разные киностудии.

«Никто не безгрешен»

– Многие артисты сейчас подрабатывают на юбилеях, свадьбах. Все-таки дополнительный доход. Вы одобряете такое?

– А как это осуждать? Артист, как и любой другой человек, кормит семью, у него дети, надо дать им образование, у многих ипотека. Если способности позволяют, эта работа идет как-то сама по себе. Но с условием, что она не должна мешать работе в театре. Многие работают в качестве тамады. Очень интересное явление: наши профессионалы ушли в ведущие банкетов, а те, кто был тамадой, наоборот, теперь выступают на большой сцене. Это называется «шабашка». Ничего духовного это не приносит, только материальное. И есть опасность увлечься, забыться и присоединиться к бездумному веселью. Всегда надо помнить, что ты артист, человек, который играет на сцене уважаемого театра.

Не все так просто. Должны быть воспитание, эстетика, вкус. Если ты на виду и к тебе прислушивается большая аудитория, ты всегда должен взвешивать свои слова, следить за своим поведением. Ты отвечаешь перед этой аудиторией и должен понимать это. Они же ловят каждое твое слово, каждую мысль, высказанную в соцсетях, любое бранное слово, вылетевшее у тебя, готовы использовать для хайпа. Я иногда заглядываю в соцсети – ну что там опять наши вытворяют. Мне не нравится такая тенденция. Выносить личные проблемы, ругаться перед зрителем... Есть культура, искусство, это несовместимо.

Это же люди, которые называют себя представителями культуры, искусства. Никто не безгрешен, но вытряхивать грязное белье перед многотысячной аудиторией – неправильно. Люди берут с тебя пример. Потом удивляются, почему такое воспитание. Потому что люди смотрят – он так делает, значит, так можно. Раньше было большое уважение к артистам, врачам, учителям, любое их слово воспринималось как истина. Человек образованный, он в почете. А вытворять всякое в соцсетях ради популярности, ради денег – это еще и нашему менталитету чуждо. Говорят, что мы народ угнетенный, подавленный. Нет, это не угнетенность и покорность, это наше воспитание, наш национальный характер. Такие у нас обычаи и традиции, наша религия.

– Они же говорят, что разрушают стереотипы о татарах.

– И чем они разрушают, запрещенными приемами? Чтобы выйти на сцену и снять штаны – для этого много ума не надо. Какие стереотипы они рушат, кого хотят удивить? Сейчас весь мир, наоборот, одевается, а у нас начали раздеваться. Все уже этим переболели, а тут до деревни, наконец, добралось. Это не подходит нашему менталитету, они вот таким поведением вызывают только отвращение у людей.

Ты вот расскажи литературное произведение, покажи что-то, объясни, донеси какую-то новость, просвещай людей. Рассказывать разную ерунду, выносить свои семейные проблемы на публику, интимные вещи, торговать этим – ну что это такое? Ты же торгуешь буквально своими детьми, своей семьей.

– Поэтому вас нет в соцсетях?

– В соцсети идти я не хочу, я человек увлекающийся. Я люблю общаться с человеком вживую. Я внимателен к деталям, наблюдаю, прислушиваюсь. У меня профессия такая. Даже на улице – мне интересно понаблюдать за прохожими. Правда, сейчас уже смысла нет, потому что все в своих телефонах. Все одинаковые. Что мне там делать, в соцсетях?

Я могу общаться с людьми, у меня для этого есть сцена, мне соцсети не нужны! Если у человека нет другой возможности, пусть он это делает в соцсетях, это нормально. Этим пытаются зацепиться. Но ведь даже те, у кого есть возможность, уходят с головой. Ведутся на примеры других – этот выделывается, и я так могу! Одному это идет, с него и спроса нет. А с тебя требуют другого, ты другой, это тебе не подходит. Ты не забывай, кто ты есть. Тут просто слов нет…

Легко играть на низменных чувствах аудитории, много таланта для этого не надо. А ты попробуй играть по каким-то правилам. Покажи, как ты можешь поставить спектакль по всем законам. Если хочешь показать что-то новое. Они же так делают оттого, что не умеют играть по правилам, в соответствии с законами. «Игра без правил», табуированные вещи...

– Не надо забывать, что молодое поколение тоже попадает под это влияние.

– Конечно. Уже на протяжении 20-30 лет идет такое, отовсюду – соцсетях, на телевидении. А сейчас удивляются – везде бездуховность, «моң» куда-то пропал, молодежь не знает языка. Сами же так воспитывают. Те же люди, которые занимаются этим, жалуются. Потом уже сидим в шоке – кем стал ребенок. Он же так формируется. Как воспитал, то и получил. Что вложил в него – таков и результат.

«Что рассказываю — провожу через фильтр»

– Эмиль, вы еще и талантливый пародист. Это вы делаете для души или тоже в качестве подработки?

– Пародиями занимался еще со школы. Изображал наших учителей, соседей. А потом в театре как-то на 8 Марта со сцены поздравил наших дам в образе Минтимера Шаймиева, оттуда и пошло. Стали поступать разные предложения. Но я никогда не ставил это выше театра, никогда мысли не было уйти в жанр пародии, в эстраду. Наши учителя дали такую основу, школу – Фарид Бикчантаев, Амир Камалиев, Ренат Аюпов, все. Они нас так воспитали – научили любить театр, любить искусство. Уважать.

– Если кто-то пригласит вас выступить на своем празднике, согласитесь?

– Если не занят в театре, соглашусь. Конечно, это и какой-то дополнительный доход, я этого не скрываю. Но все, о чем рассказываю, что показываю, я всегда фильтрую, контролирую себя. Если до меня доносят через кого-то, что человек обижается на пародию, я больше этого человека не пародирую.

– Такие случаи были?

– Лучше всех понимает пародию Минтимер Шарипович Шаймиев. Он исключительно любит искусство, литературу, знаток в этом. Любит театр. Сакина ханум сердилась на пародию. А Минтимер Шарипович воспринял легко. Сакина апа поначалу сказала: “Как так можно?” Я ее понимаю, она из любви к мужу, чтобы он не расстроился, с уважением к нему, заботой. Но когда показали спектакль, она успокоилась, потому что там нет ничего обидного.

Покойная Хамдуна апа (Тимергалиева, – прим. ред.), говорят, отреагировала интересно: «Ну что они меня там опять обсуждают», – примерно так. Хамдуна апа очень любила меня и уважала. Называла меня «моя любовь». Ей Салават абый в шутку сказал: «Ты сама должна платить Эмилю, это тебе бесплатная реклама». Ни от кого я не слышал какой-то сильной обиды или злости за пародию. Однажды донесли, что якобы Айдар абый Файзрахманов недоволен. Я у него лично спросил, он говорит: «Нет, конечно, что ты!» Если бы сказал, что не нравится, конечно, я бы перестал. Если человека это обижает, действительно, не стоит делать.

«Считается, что работа артиста легкая — не мешки же таскать»

– Ко Дню отца в соцсетях Камаловского театра вышло красивое видео с вашей дочкой Зифой. У нее ярко выраженные актерские способности. Водите ее в какие-то кружки или это гены так сказываются?

– Особо никуда и не водим. Зифа сама такая, любит понаблюдать. Увидит что-нибудь – не могу оторвать. Привожу в садик, я ее и переодеть не могу – увлечется чем-нибудь, и полностью в этом. Любит наблюдать, как в садике дети разговаривают с родителями. Наблюдательность в ней есть. Потом дома показывает, как было, рассказывает. Подражает походке воспитательницы, например. На улице увидит рекламу или баннер, говорит мне: “Пап, смотри, как делает” – и показывает мимикой, как на изображении. Это ей всего три года.

Но я не хотел бы, чтобы она стала артисткой.

– Почему?

– Это тяжело. Вот есть семейные, у них есть дети, им надо везде успевать. Дети иногда болеют. Замуж выходить актрисе тоже сложно, потому что она постоянно в театре. Бывают гастроли. Женщине хочется держать мужа ближе к себе, к семье. И профессия тяжелая. Ладно еще, если достаточно таланта и все идет успешно. А если ролей толком нет? Видеть, как мой ребенок в таком положении, будет больно для меня. Если постоянно будет переживать из-за всяких неважных, несущественных вещей. Она ведь еще не понимает в то время. Нет ничего важнее жизни, семьи. Театр даже не настолько важен. Быть благодарным за то, что имеешь, покой в душе, здоровье – нет ничего дороже. А если ее жизнь будет состоять сплошь из сожалений – ролей нет, жизнь не удалась – тогда что? Не дай бог, и замуж не удастся выйти из-за театра. Такой жизни своим детям я не желаю.

Конечно, считается, что работа артиста легкая, мешки таскать не надо. Ну какая же она легкая?! Тут ты зависишь от внешних обстоятельств – будут у тебя роли или нет. Когда долго нет роли, начинается деградация. Человек теряет свои навыки, морально тяжело ему. В любой творческой профессии необходимо держать себя в тонусе – артист ты, вокалист, музыкант. Без этого никак.

– Зифа хорошо говорит на родном языке. Дома общаетесь на татарском?

– Не так сложно ребенка обучить языку, но сложно сохранить. Русские слова ребенок очень быстро осваивает. Я не против любого языка, но считаю, что каждый обязан знать свой родной язык. Чтобы полноценно себя ощущать, должен знать свои корни, кто он, какой национальности, знать свою историю. Если человек не знает своего родного языка, значит, в нем идут какие-то другие процессы. Процесс утраты своих корней, национальной идентичности.

Только зная свой родной язык, человек может ощущать себя личностью. В первую очередь нам хочется дать родной язык нашим детям. Чтобы первым языком у них был родной. С Ильсияр мы договорились, что в семье будем общаться только на татарском. Конечно, приходится совмещать. Залетают слова и из других языков. Но я сам стараюсь следить, чтобы больше общения было на татарском.

Ильсияр свободно говорит на татарском и на английском. Она обучила Зифу английскому языку. Когда стали показывать дочери мультфильмы, они были только на татарском и английском. И книги тоже. Я ее специально, чтобы воспитывалась в среде нашего родного языка, каждый день вожу из одного конца города в другой – в татарскую гимназию №2 на улице Шамиля Усманова. Мне очень нравится детский сад при этой гимназии. Но многие зависит от родителей. Я замечаю – едва покинув стены садика, родители перестают говорить с ребенком на татарском.

Для меня все языки важны, но я за то, чтобы человек в первую очередь знал свой родной язык. Самый большой вред татарскому языку наносят сами же татары. Те из них, кто переехал из деревни в город, все еще оглядываются назад – мол, сами мы не знали русского, пусть хотя бы наши дети говорят хорошо. И даже несмотря на то, что на русском им говорить неудобно, ломая себя, со своими детьми они общаются на русском. Так и появляются странные слова «атика, аника, даваника» – считаю, что это признак утраты языка.

– Но есть какой-то выход, как считаете? Что можно сделать?

– К нам в садик ходит семья, взрослые все говорят на татарском – бабушка-дедушка, мама и папа. А ребенок своего родного языка не знает. Думаю, из-за тех же смартфонов. Потому что родители суют ребенку телефон и занимаются своими делами. Значит, контента на татарском не хватает, нет хороших мультиков на татарском. Вообще они есть, я вижу, делают переводы. Очень люблю канал «Шаян ТВ». Дочери тоже его включаю, нравится.

Но нам нужны свои мультфильмы и чтобы они были современные. Потому что я Зифе включал советские мультики – она не смогла их смотреть. Сам-то я с удовольствием могу посмотреть, а для ребенка XXI века они уже не подходят. Темы другие, скорость, темп. В советских мультфильмах все персонажи понятные и изображены в их естественном виде. Медведь выглядит как медведь, а волк – как волк. А в зарубежных мультиках дочь меня спрашивает: “Папа, а кто это?” Я говорю – не знаю, дочка. Но она смотрит это. Я не знаю, кто там. Вот такой парадокс произошел. Не знает, кто это, но смотрит именно эти мультики. В советских все ясно – кто есть кто, но она не смотрит, ей скучно. Там – темп высокий, яркие мультфильмы. Но смысла, морали там нет.

Когда ребенок растет вот на таком контенте, где нет никакого смысла, – чего еще ожидать? Сложно. Воспитывать ребенка сложно, сохранять язык сложно. Большая доля вины в этом лежит на родителях. Знаю многих татар, которые говорят: «Зачем нам нужен родной язык?» Вся трагедия татар – в том, что они татары. Самоуничтожение. Говорят, великая нация. Какая мы великая нация, не знаю…

– Если верить Гаязу Исхаки, у татар до исчезновения с лица Земли осталось еще 80 лет.

– Сколько бы не осталось, видимо, это признаки вырождения. Я уже не говорю о русской эстраде, там ужас. Это же в наше непростое время. Даже в такое время не умеют вести себя более скромно. Будто в совсем другом мире живут. Мы оказались в таком времени, когда отец не знает сына, сын – отца. В очень страшное время. Интернет открывать страшно.

– А нашу татарскую эстраду слушаете?

– Слушаю. Очень люблю Хайдара абый Бигичева. Из современных слушаю Филюса Кагирова, Ришата Тухватуллина. В последнее время на повторе слушал песни Зульфата Хакима. Как-то включил Ильсию Бадретдинову, дочери понравилось. Мне тоже нравится. Есть у нее что-то особенное в голосе. С женой ходили на ее концерт. Слушаю Высоцкого, песенную классику. Очень нравится радио «Тэртип», часто его слушаем. Очень люблю Тагира Якупова. Салават абый – это уже легенда. У нас есть ребята с отличными голосами. Ильгиз Мухутдинов, Руслан Сайфутдинов. Баритон Артур Исламов. Певцы у нас – слава богу. Певцы у нас хорошие. Видимо, надо просто привести в какой-то порядок это все. Обучать, если надо. Я, конечно, не очень разбираюсь, прошу прощения, но там большинство без специального образования. И это заметно.

Включаешь телевизор – и это видно. Нам Ильтани апа Илялова на истории театра говорила: «Тебя, когда выходишь на сцену, грамотный ты в этом деле или нет – видят по глазам». Нельзя довольствоваться знаниями, полученными в училище или институте, надо работать над собой. Если человек постоянно задается вопросами, копается в себе, пытается найти ответы на эти вопросы – это хорошо. Если в своей профессии каждый день старается получить что-то новое, он себя не потеряет. Он сам будет видеть, где настоящее, а где мусор. Интуиция все равно укажет путь. Если ты выходишь на сцену, у тебя должен быть посыл к зрителю, мысль, которую ты хочешь донести. И это должно быть не пустое слово.

Настоящее искусство отображает реальную жизнь. Как в зеркале. В театр ты приходишь в поиске ответов на волнующие тебя вопросы. Пока есть живой, настоящий артист, театр будет жить. Театр не должен просто развлекать, даже в комедии заложены серьезные темы, этим театр и привлекает зрителя. Театральное произведение – это поиск ответов на вопросы, как лаборатория, поиск истины. Чтобы работать в лаборатории, у тебя должны быть какие-то знания. Если зритель идет на тебя, ждет от тебя какую-то мысль, слушает, прислушивается к тебе, ты не должен сбивать его с пути пустыми бессмысленными словами. Мысли должны быть правильные, нужные.

– То есть зрителя надо воспитывать?

– Конечно, друг друга надо воспитывать. А как по-другому? Мы же как-то должны воспитать будущее поколение. Как бы не менялись времена, черное остается черным, белое – белым. Есть добро и есть зло. Если сможем объяснить это, было бы хорошо.

– Среди артистов немало верующих. Вы в каких отношениях с религией?

– Я верю в Бога. В то же время замечаю, что в религии сейчас также много и показухи. Религия – это скромность, самоанализ. Мне кажется, в первую очередь, все надо начинать с себя. Встать на путь веры, искренне выполнять предписания религии – это очень сложный процесс. Коран – для людей, способных к размышлению. Для тех, у кого есть какие-то собственные мысли, некоторое образование, жизненный опыт. Нельзя религию толковать как попало, и не каждый это может. Мне нравится то, что в нашей религии нет никаких посредников. У нас – Всевышний и ты.

Даже когда у тебя не осталось никакой веры ни во что, любовь ко Всевышнему все равно удерживает человека на этом свете. Если нет веры, любви к Богу, то человека науськивает шайтан и человек начинает искать способы уйти из этого мира, он не выдерживает трудностей в жизни. Теряет свое терпение. Человек, который верит в Бога и принимает все как испытание, ищет выходы, борется, чувствуя поддержку от Всевышнего, зная, что после каждой беды придет облегчение, – такой человек живет. Видимо, это и есть вера.

«Татарин не может не трудиться»

– У нас сейчас постепенно возвращаются на сцену популярные в прошлом спектакли. Как думаете, легендарный «Старик из деревни Альдермыш» когда-нибудь вернется на Камаловскую сцену?

– Наверное, мы уже последнее поколение, кто еще знает Шауката абый (Шаукат Биктемиров, исполнивший роль Альмандара, – прим. ред.) и других выдающихся артистов того поколения. Если и нас не станет, и не будет уже больше тех, кто видел его в этой роли, думаю, спектакль может вернуться. А пока есть те, кто его знает, скорее всего, нет.

– Будут сравнивать?

– Поскольку я сам видел, представить что-то другое я не могу. Может быть, есть такие, кто не видел, они могут принять. Шаукат абый ведь бесконечно гармоничен в этой роли, идеальный. Его бородка, его взгляд игривый, тюбетейка, весь его облик, эта органика, фигура, сияющее добротой его лицо – другого человека я даже представить не могу. Это абсолютное попадание в образ. Я этот спектакль смотрел, наверное, раз семьдесят, если не больше.

– Сыграли бы Альмандара?

– Нет, никак себя не вижу. Я бы совсем отказался, попросил бы не трогать, не уничтожать то, что есть. Перед глазами стоит только Шаукат абый. Наверное, можно, играют же другие театры. Но это уже не то. Может быть, кто-то ответит – да, я бы сыграл. Но образ Шауката абый меня не отпускает.

– Как актер что бы вы сказали о своей труппе?

– Мы же татары, татары не могут не трудиться. Мы работаем наперегонки друг с другом. Наша труппа очень трудолюбивая. Труппа, у которой уже есть свои традиции. Есть некая своя школа, манера игры. Татары – это народ, который любит театр. Играть, создавать какие-то представления – это нам нравится, нам легко дается, видимо, это в нас давно заложено. У нас в театре есть традиции, которые передаются как наследие. Мы, татары, как Тукай говорил – в мирное время тянем груз жизни, выносливые, как крепкие лошади. На войне отважные и храбрые, как львы.

Куда бы мы не ездили, во всех городах наше творчество очень хорошо принимают, делятся впечатлениями, мнениями. Бывает, и русские в других городах приходят на наши спектакли и оставляют восхищенные отзывы. У нас есть сильные артисты, которые могут сыграть любое произведение. Но, к сожалению, нет артистов среднего поколения. Очень талантливые, разноплановые актеры ушли из жизни. Поколение сменилось.

– В одном интервью вы сказали, что вам легче общаться со старшим поколением. Почему так?

– У меня так было всегда. Обычно взрослые общаются в своем кругу, а дети играют отдельно, а я всегда сидел среди взрослых. Меня и прогоняли, потому что так не принято. А мне интересно, я наблюдаю, слушаю. Мои любимые друзья – уже покойные Ирек абый Багманов, Халим абый Заляй. Сегодня с восхищением смотрю на Ильдуса абый Ахметзянова, Равиля абый Шарафиева. Желаю им здоровья, долгой жизни.

Со старшими я дружу, с ними же интереснее. Если во время гастролей попадаешь с ними в гостиницу, очень интересно, потому что всегда рассказывают разные случаи из жизни, а ты слушаешь. Как они в деревнях играли спектакли, какие там приключения. Халим абый мог внезапно начать декламировать стихи. Очень по ним скучаю. Вспоминаю эти времена.

– В театре есть дружба?

– Есть, конечно. И конкуренция есть. Но открытых конфликтов не случалось. Я считаю, что конкуренция должна быть везде. Без нее никак. Это залог развития, это стимул. Творчество идет активнее, когда есть конкуренция. Так работать приятнее. Но, естественно, не так, чтобы дойти до ненависти друг к другу. Мы – единый коллектив, всегда вместе. Если не уважаешь других, на одной сцене работать не получится. Ты ищешь, стараешься найти что-то свое. Это уже зависит от тебя самого. Иногда играешь одну роль с более именитыми актерами, и тут, конечно, и переживаешь, и восхищаешься. С Рамилем абый Тухватуллиным играли одну роль, помню, волновался, как же я буду играть, как не выглядеть хуже на его фоне.

– Зачастую актера ассоциируют с одной его самой яркой ролью. Как думаете, с какой ролью вы останетесь в памяти зрителя?

– Как Ильдар абый играл Мырау Батыра (Ильдар Хайруллин сыграл кота в детском телевизионном спектакле «Мырау Батыр», – прим. ред.), или Асхат абый (Хисматуллин, – прим. ред.) – Акбая в «Урам эте Акбай»(смеется). Не знаю, если дадут роль какого-нибудь животного, может быть, так и будет. Хотя, не знаю, удастся ли стать таким же, как они.

– Вы уже сыграли свою главную роль на сцене?

– Кто его знает, какая из моих ролей окажется главной. Останется ли. Раньше после актера оставались его роли. Сейчас ведь столько фильмов, социальные сети полны контента, быть замеченным среди всего этого очень сложно. Раньше спектакли показывали раз в неделю, и люди ждали их у экранов. А сейчас телепрограмма занята совсем другим. Спектакли тоже показывают, но – ночью. В четыре ночи идут спектакли. Раньше смотрели – и актер запоминался. А сейчас информации слишком много. Поэтому я не могу сказать, останется после нас что-то или нет. Но вот эти наши актеры в душе нашего народа остались. Они – артисты, которые творили в золотой век театра.

Думаю, я не должен решать, какая моя роль останется. Наверное, это должен решать зритель. Лучше, если твои успехи замечают со стороны. Кому-то понравится, а кому-то – нет.

– А вам говорили хоть раз, что ваша роль не понравилась?

– Нет, от зрителей такого не слышал. Больше от людей творчества, и какие-то профессиональные вещи. Зритель – нет, слава богу.

– На улице вас часто узнают?

– Да, подходят, делаем фото. Раньше подходили чаще, сейчас уже постарел. Сейчас больше с молодыми хотят сфотографироваться.

– Хотите сказать, что женатому артисту уже не так сильно симпатизируют?

– Нет, не из-за этого. Сейчас тоже фотографируются, но раньше было больше. Раньше я играл больше, чаще бывал в разных местах. Сейчас тоже – где увидят, там фотографируют.

– А были фанатки особенно назойливые?

– Нет, до этого не доходило. Я же не такая мегазвезда. Ждали у дверей театра, делали со мной совместное фото. В то время я ездил на автобусе, там тоже ловили для фото.

– Это были больше девушки?

– Мужчины тоже были. Самое крутое – когда подходят подростки. «О, Эмиль абый, давайте сфоткаемся». Вот они не ведутся на всякое, все подряд им не нравится. Они ведь обычно только с футболистами фотографируются, со спортсменами. Мне как-то сказали о парне, который стрижется, как я. Были такие времена, но мне как-то неудобно об этом вот так подробно рассказывать.

– Почему?

– Как будто я придаю этому большое значение, хвастаюсь. Своего зрителя я уважаю. Если человек подошел и сказал: «Посмотрели ваш спектакль, понравилась ваша игра, после этого начали ходить в театр» – вот это высшая оценка. Если человек полюбил театр, нет ничего для нас дороже. Значит, работаешь не зря. Если приходят на встречи, если приезжают из других городов. Однажды пришла семья, приехавшая из Прибалтики. Вот самое приятное, наверное, это. Тогда чувствуешь себя нужным.

– Поддержку зрителя чувствуете?

– Конечно, всегда чувствую зрителя, когда ступаю на сцену. И настроение чувствую. Играешь и подмечаешь для себя: «Так, сегодня настроение не очень». К тому же это распространяется на весь зал. Будто какой-то единый организм – или все вместе без настроения, или все вместе в прекрасном настроении. Не бывает так, что часть зала сидит подавленная, а другая веселится.

Например, играешь комедию и чувствуешь – зал тяжелый. Тут уже не стоит стараться как-то разогреть и разбудить, потому что все равно ничего не изменишь, а только испортишь свою игру. Иногда так трудно, что даже расшевелить невозможно, а иногда людей просто не остановишь. Зрителя чувствуешь, ощущаешь. В каких местах в спектакле надо ставить акценты – их выделяет сам зритель. Что ему важно, он сам выбирает. Ты будешь играть так, как считаешь правильным, а твои реакции, твои старания им даже не нужны. Где надо, самые важные места каждый выделяет для себя сам.

Спектакль принадлежит режиссеру – во время репетиций, а потом он уже принадлежит актеру, а после актера – зрителю. Зритель дает оценку. Как бы режиссер его не сформировал, зритель все равно интерпретирует его по-своему. И спектакль, и театр полностью принадлежат зрителю.

Блиц

– Положительный герой или отрицательный?

– Отрицательный, потому что интереснее. Про положительного персонажа понятно, почему он такой. А почему отрицательный становится отрицательным – вот это мне интересно. Человек ведь не рождается злым. Почему он стал плохим, вот это заставляет размышлять.

– Если не в Татарстане – то где?

– В какой-нибудь северной стране, наверное. Норвегия или Швеция.

– Город или деревня?

– Деревню я очень люблю, но вынужден жить в городе. Я вырос в поселке Кадышево, все летние каникулы проводил в деревнях у своих бабушек. Мне деревня очень близка. Переехав в город, скучаю по своему родному поселку. У меня перед глазами – наши бабушки в белых платках, деревенские пейзажи. Эти места в Мамадышском районе мне даже снятся.

– Последняя прочитанная вами книга?

– Сейчас читаю «Письма к брату Тео» Винсента Ван Гога, параллельно – «Вөҗдан» Амирхана Еники. До этого читал «Әүлия кабере» Зульфата Хакима. Больше люблю читать прозу.

– Лучший актер или актриса из татар?

– Не знаю. Сам народ (смеется). Каждый артист крут по-своему, выделить кого-то не могу. Кто-то силен в комедии, кто-то хорошо играет в трагедии. У кого-то отлично получаются эпизодические роли. Ты стараешься на протяжении 2-3 часов, а он один раз выйдет – и блеснет, как надо. Каждый прекрасен в своей роли. В театре нет разделения, театр – это команда, ансамбль. Если у тебя рядом нет «нападающих», то кому-то из актеров, спектаклю будет хуже.

– Если бы не стали актером, кем тогда?

– В детстве мечтал стать пожарным. Я люблю природу. Может быть, геологом, лесником.

– Любимый фильм?

– Их очень много, не могу выделить что-то. Советую смотреть фильмы Андрея Тарковского, Ингмара Бергмана, Франко Дзеффирелли, Романа Полански, Эмира Кустурицы. Очень люблю картины Квентина Тарантино.

– С кем из исторических личностей хотели бы встретиться?

– С нашим Пророком Мухаммадом.

– Кино или театр?

– Театр.

– Величайшая личность в истории татар?

– Их очень много. Есть ведь еще и те, кого мы не знаем, чьи могилы где-то в других краях – эти люди тоже внесли большой вклад в развитие татар, сохранение их как нации. Кул Шариф, Мухамедьяр. О Захире Бигиеве в последнее время много писали. Конечно же, Тукай. Шигабутдин Марджани, Каюм Насыри, Улу-Мухаммад – те, кто внес огромный вклад в становление татарской нации, в его искусство, историю. Этих личностей, хотя бы их имена, обязан знать каждый татарин.

Зульфия Шавалиева, intertat.tatar; перевод с татарского