Драматург Равиль Сабыр: «Написал лучшее в мире произведение. Гениальное!»

— Равиль, ты же у нас драматург, верно? А сам в театр не ходишь, говорят люди. Ай-яй-яй, нехорошо.

— Хожу, но не так часто, как хотелось бы. Директор театра Фарида ханум Исмагилова обижается, говорит: «Пока жил в Челнах, из театра не вылезал, а к нам не приходишь!» Я же в челнинском театре работал, поэтому и находился там постоянно, а сейчас я работаю в «Татнефти». Вот приведу только один пример. К своему стыду, еще не видел шестикратного номинанта «Золотой маски» – спектакль Альметьевского театра «Королевство кривых». Несколько раз собирался, но не получается, то одна срочная работа, то другая. В последний раз себе и жене взял электронные билеты. В тот день заболел наш руководитель отдела, и вместо него меня отправили в Казань на совещание. Я еще и после Казани успевал, но вечером позвонили с работы и сказали, что сегодня же надо сдать отчеты. Вот так, вместо того чтобы смотреть спектакль, пришлось до полуночи работать с документами.

— А ты знаешь законы написания произведения? Теорию, так скажем. Их ведь особо не преподавали на журфаке...

— Теорию и в университете проходили, так, самые основы, но я и самостоятельно довольно много изучал. Когда серьезно заинтересовался драматургией, почитал книги по теории. У Александра Митты, например, в книге «Кино между адом и раем» тоже есть довольно хорошие советы для драматургов. Написано очень дотошно, с вниманием к деталям, подробно – читать очень интересно.

Тут вспоминается мне один случай. Компания «Татнефть» проводила форум для молодежи. Там собрались студенты со всех нефтяных университетов. Из Москвы приезжали большие люди. Кто-то из студентов задал вопрос: «Какие книги посоветуете читать, чтобы стать такими же успешными, как вы?» Москвичи назвали несколько книг, и настала очередь отвечать Рустаму Минниханову.

«Книги читать надо, это хорошее дело, - сказал Президент Татарстана. – Мне Греф (председатель правления Сбербанка. – Ред.) постоянно присылает посылки с книгами, но времени нет же читать, поэтому я даю их своим помощникам. Они читают и пишут резюме на одном листе, и я это читаю. Вы читайте, конечно, ваше дело пока читать и учиться, но одно не забывайте – когда начнете работать, ни одна из этих книг вам не пригодится».

Действительно, руководитель свои решения принимает не по книге, а исходя из конкретной ситуации. То есть книга и жизнь – разные вещи, вот такая примерно мысль прозвучала.

Вот ты спрашиваешь про теорию. Однажды звезда телевидения, кинорежиссер Александр Гордон сказал: «Вы думаете, я не знаю теорию драмы? Я сам ее преподаю студентам, но это такая скука!» Когда начинаешь писать, действительно, как говорит президент, всё, что прочитал в книгах, вылетает из головы, начинают работать совсем другие законы. Ты не будешь сидеть и думать: «Та-ак, здесь должна быть завязка, после этого диалога состояние у героя должно поменяться» и так далее.

Голова в процессе творчества не так работает, мысли играют по-другому. Если ты правильно построил драматическую ситуацию, герои сами начинают разговаривать, просто надо успевать за ними записывать. Это мне говорил Туфан абый Миннуллин, и это действительно так. Вот когда ты торопясь быстро-быстро за ними записываешь, это самый кайф. Иногда, конечно, немного «подостыв», сморишь, что написал, многие вещи выкидываешь, сокращаешь. Но частенько бывают и такие «вкусные» места, которые потом становятся частью произведения.

— Сколько у тебя пьес сейчас?

— Примерно год назад председатель Союза писателей Ркаиль Зайдулла отругал – чего ждешь, говорит, выпускай уже книгу. Раз начальник сказал, надо исполнять. Посмотрел, что у меня есть. Если собрать вместе с инсценировками, ремейками, переводами, адаптациями, то наберется около пятнадцати вещей – больше 30 авторских листов. Выбрал тринадцать вещей, отнес в Татарское книжное издательство, но мне сказали, что тут многовато. Если дело дойдет до печати, возможно, десять из них войдут в книгу.

— Для чего издавать пьесы в виде книг? Мы должны будем их читать?

— Татары с удовольствием читают пьесы. Это тоже слова Туфана Миннуллина. В этом году в первом номере журнала «Майдан» вышла моя пьеса «Болай булмый!» («Так не пойдет!»). Получил довольно много отзывов от читателей.

— А каких пьес у тебя больше – поставленных или не поставленных?

— Оказалось, что поставленных больше – сам удивился. А я еще обижался немного, что много вещей просто так лежат и не ставятся, а посмотрел – из почти пятнадцати пьес только три не ставились. И то причина не в том, что такие плохие, что невозможно ставить. Например, в 2007 году на конкурс «Новая татарская пьеса» отправлял мелодраму под названием «Теләк» («Желание»). Еще до того, как стали известны результаты конкурса, тогдашний директор театра Камала Шамиль Закиров – пусть его место будет в раю! – в интервью одной газете говорил что-то типа: «В этом году на конкурс пришли очень сильные произведения, вот только что прочитал пьесу «Теләк», она непременно должна быть среди победителей». В итоге пьеса заняла второе место.

Фариду Бикчантаеву она тоже очень понравилась. В то время театр обвиняли в том, что все время крутится возле деревенской тематики, может быть, поэтому, он сказал: «Такая интересная городская история, этот твой Дильяр со своими компромиссами... что-то в этом есть». Он меня пригласил прочитать пьесу перед труппой. Помню, Зульфира Зарипова хорошо приняла пьесу, Халима Искандерова вспомнила, что ставили какую-то переводную пьесу, кажется, Аксенова. «Эта ничуть не хуже», – сказала она. Наиля Гараева хорошо отозвалась о пьесе, но... она так и не была поставлена.

Потом Булат Бадриев в Челнах взялся ее ставить. Наполовину все было уже готово, вовсю репетиции шли, но по неизвестным мне причинам работа остановилась и больше не возобновлялась.

Как-то в Челны с гастролями приехал Рустам Абдуллаев. Фаиль абый нас познакомил. Оказывается, он читал пьесу «Теләк», сообщил, что будет ставить в Оренбурге. «Ну, вы все, конечно, так говорите», – осторожно намекнул я... Он чуть не обиделся. «Нет, – говорит, – раз сказали, значит, поставим!» Время шло, из Оренбурга никаких вестей...

И тут как-то в челнинский театр приехал Альберт Гаффаров, ставить мой «Ком ял итми» («Песок не знает отдыха»). «Какие у тебя еще есть пьесы?» – говорит. Дал ему несколько. Почитал он «Теләк», говорит – выпустим «Ком ял итми», потом возьмемся за эту твою пьесу. Но ставить второй спектакль в Челнах ему не дали. Вот такой уж он, театральный мир, умом его не понять... Что тут поделаешь...

— И с какой из поставленных пьес тебе удалось хоть немного заработать?

— Первая была очень крутая насчет оплаты. Это пьеса «Яшел һәм кызыл», Булат Бадриев выпустил этот спектакль под названием «Хаят» в челнинском театре.

— Большую сумму получил?

— Он вышел в 2007 году. Если не ошибаюсь, 112 тысяч вроде мне заплатили... Тогда мне это показалось ужасно большой суммой! Зарплата тогда была, наверное, в районе 20 тысяч. Гонорар же выплачивает Министерство культуры. У них свой порядок. Если не ошибаюсь, в зависимости от качества за пьесу они платят начиная от 50 тысяч рублей до 150 тысяч. Ты сдаешь пьесу, ее читают члены комиссии, оценивают по баллам. По этим баллам выводится сумма гонорара.

— К слову, в этой пьесе Фатиха Амирхана сколько процентов (пьеса написана по его повести «Хаят». – Ред. ), и Равиля Сабыра – сколько?

— Там Фатиха Амирхана – четверть, наверное... ну ладно, пусть будет 30 процентов!

— То есть четверть гонорара — Фатиху Амирхану.

— Да. Но там ведь еще и Гаяз Исхаки есть.

— Если еще и ему выделить, тебе только половина достается, так?

— Так, наверное. За идею еще и Булату Бадриеву надо выделить (смеется). Дело в том, что Булат как режиссер очень любит творчество Фатиха Амирхана, оно ему близко. Особенно ему хотелось поставить «Хаят». Но, к сожалению, по повести Амирхана невозможно сделать спектакль. Там история создания этого произведения тоже интересная. Амирхан сначала начинает писать повесть, потом ему кажется, что в повесть не уложится, и планирует написать роман. Когда умирает Тукай, он впадает в депрессию, перестает писать. Вот так «Хаят» остается незаконченной. Говорят, что он позже все-таки ее дописал. Там же в основе повести лежат реальные события, реальные люди. Даже слышал такую историю. Узнав, что Амирхан пишет такую повесть, к нему пришел то ли отец, то ли муж прототипа героини и выкупил у автора рукописи повести. Насколько это правда, знают, наверное, литературоведы, историки.

Амирхан, хоть и не закончил «Хаят», оставил план, по которому должен развиваться сюжет дальше. Булат мне предложил дописать его по этому плану. Потом посоветовал почитать также рассказ Гаяза Исхаки «Татар гакылы». Как Хаят заболевает, как ее везут лечиться – все это из рассказа Исхаки. А диалоги написал сам.

Сейчас я, наверное, десять раз подумал бы, браться за эту работу или нет. Тогда, видимо, молодой был, дерзкий, максимализм опять же, жажда творчества. Там ведь главное – надо было сохранить стилистику Фатиха Амирхана, в то же время стилистику состоятельных татар того времени. А я как-то легко вошел в эту волну, писал и писал. А сейчас, каждодневно общаясь на русском, думая на русском, смог бы я написать это на таком уровне? Не знаю...

— Да, согласна. Учитывая, что уже много лет ты работаешь в русскоязычных СМИ.

— Да, после универа пять лет проработал в пресс-службе мэрии в Челнах, правда, один год все же работал в татарском журнале «Аргамак». А потом уже только на русском. Когда пишу что-то литературное, чувствую, что какие-то предложения выходят калькированные, как плохо переведенный текст. Слово по-русски знаю, а татарское не вспоминается. Приходится искать в словаре, злясь на себя, потому что я знаю это слово, а вспомнить не могу.

— Но ведь чем дальше, тем больше, наверное, таких случаев?

— Нет, это так бывает только в первые минуты, начинаешь писать. Затем разгоняешься, сами по себе из подсознания всплывают такие слова! Порой даже не подозреваешь, что знаешь такие. Фразы, афоризмы.

— А насколько нужно поднимать вот такие забытые слова? Их ведь читатель, наверное, тоже не знает.

— Не такие уж это и забытые слова. Я не особо использую арабско-персидские заимствования. Пишу на современном языке.

— А почему ты решил перейти из татароязычных СМИ в русские?

— Я уже отвечал на этот вопрос, у меня нет такого зарока, что, мол, всё, больше никогда не буду писать в татарские газеты и журналы. Я никогда работу сам не искал, мне ее предлагали. Где интереснее и условия лучше, туда я и переходил. Но дело в том, что во всех случаях мне предлагали работу, где надо было писать на русском языке.

— Равиль, недавно в соцсетях тебя раскритиковали за то, что тратишь свой талант и не пишешь «для вечности», как делают другие писатели, в надежде, что когда-нибудь поймут и оценят. Рузаль Мухаметшин, например, по этому поводу высказался. Ты переживал из-за такой критики?

— Нет, не переживал. Рузаль не первый, кто так говорит. Мударис Аглямов тоже ругал меня за это, и с Ркаилем Зайдуллой об этом как-то говорили. Ну как объяснить... Вот, к примеру, Тукай посвятил себя литературе, мне кажется, ему кроме творчества ничто не было важно – условия жизни, любовь, семья, дети и так далее. В моем представлении для него существовала лишь поэзия. Но не все такие, как Тукай. Мне, например...

— …хочется жить красиво.

— А что такое жить красиво? Каждый день хочется кушать, хочется ездить на более-менее хорошей машине, и детей надо кормить и одевать. Хочется увидеть мир, съездить в отпуске на море. Просто-напросто по-человечески жить. Если я начну писать «для вечности» и пойду путем, начерченным Рузалем Мухаметшиным, то через три дня умру с голоду – до вечности не дотяну.

Потом ведь творчество – это же очень странная штука, его невозможно до конца понять. После того как около 10 лет увлекался драматургией, написал порядка 15 пьес, в один момент резко все надоело, писать стало неинтересно.

— Когда перестали ставить?

— Вроде и ставили, говорю же, всего три пьесы остались не поставленные. Но вдруг резко это перестало быть интересным. Сила притяжения театра куда-то пропала для меня, энергетика ослабла. К слову, есть у меня еще один критик — Факиль абый Сафин, который при каждой встрече мне говорит: «Зачем тебе эти пьесы? Зачем ты головой ушел в этот театр? Ты же прекрасный прозаик, писал бы прозу!»

Могу объяснить, почему драматургия притягивает больше. Вот смотри, артисты, например, готовят концертную программу, тратят на это некоторое количество энергии. Затем выступают перед зрителем – снова тратится энергия. Но они сразу же, в ходе концерта и после него, получают энергию обратно из зала, они тут же видят реакцию зрителя, как их творчество отзывается в душе людей, есть отдача. А прозаики? Человек пять лет в одиночестве пишет роман. Он ему самому, конечно, кажется гениальным, он, конечно, думает, что в мире нет ничего гениальнее. Если бы он так не думал, стал бы писать это пять лет? И потом дает кому-то почитать. Среди этих людей могут быть такие, кто из страха или лести скажет, что получилось хорошо, а кто-то из зависти скажет, что получилась ерунда. А кто-то объективно может сказать, какие, на его взгляд, есть хорошие и плохие места в романе.

Но это же всего несколько человек. Ну кому ты дашь почитать? Пять-шесть, самое большее – десять человек, это же мало. Еще неизвестно, напечатают эту книгу или нет. Ну ладно, допустим, вышла она тиражом 1000 экземпляров. Прочитали это люди, может быть, в голове у них поднялся ураган мыслей, но автор ведь об этом не знает. Напишут пара литературоведов рецензии или журналисты - статьи, кто-то позвонит, скажет свое мнение. Обратной связи практически никакой, нет обмена энергетикой. Автор остался как выжтый лимон, будто пять лет своей жизни выкинул в пустоту.

— Но разве писатель не получает удовольствие в процессе написания?

— Может, и получал. А может, мучился. Но, как ни крути, он потратил силы, вложил свой труд. А в драматургии немного по-другому. Во-первых, ты не тратишь пять лет жизни, пьеса пишется быстрее. Я, конечно, «Папоротника горькие плоды» начал в 2004 году, закончил в 2009-м. Но это не значит, что все эти пять лет я все время писал не переставая. Писал с перерывами, откладывал, чтобы «отстоялось», исправлял. В итоге сделал так, чтобы из нее получился спектакль. Насибулла бабай мне очень дорог.

Через пять лет он поднялся на сцену. То есть своих героев ты видишь на сцене, и тебе становится хорошо. Поднимается настроение, силы прибавляются, ты готов писать новые вещи. Ты видишь игру артистов, реакцию зрителя, выходишь на поклон, тебе аплодируют, подходят поделиться впечатлениями. Сейчас и по соцсетям приходят отзывы. Значит, ты находишься где-то между прозаиком, который пять лет писал роман, и певцом, который за три месяца выпустил программу. Поэтому я больше склонялся к драматургии. Во-вторых, не секрет, вопрос денег – пьесы оплачиваются дороже. В голове все равно сидит мысль: «Ты не работаешь бесплатно, «для вечности», рано или поздно получишь заслуженное». Конечно, пишешь не ради денег, их можно и в другом месте заработать.

 

 

 

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Публикация от Равиль Сабыр (@ravil_sabyr)

— Хорошо, ты вышел на поклон. А если после премьеры какая-нибудь Рузиля напишет, что получилось ужасно, – тебе будет неприятно такое слышать?

— Нет, я буду рад. Пусть что угодно пишут, лишь бы писали. Напишет, что плохо, – хорошо, не напишет вообще – плохо. Потому что если Рузиля напишет «очень плохо», может быть, кто-то подумает: «Неужели настолько плохо Равиль написал?» и захочет посмотреть. В большинстве случаев так и бывает – приходят, смотрят. У каждого зрителя свое восприятие, нельзя обижаться. Если думают, что плохо, значит, взгляды у нас разные.

— Ты с удовольствием ходишь на свою работу? Получаешь от нее удовлетворение?

— Я другой работы не знаю, умею только работать с русскими и татарскими текстами. Имею в виду как профессию, я учился на журналиста и могу только что-то делать в этой сфере.

— А почему после вуза уехал из Казани? Как-никак это центр, где происходят все основные события...

— Причина была не одна. Во-первых, мой первый большой город, который я увидел в детстве, – это Челны. Мензелинск мы за город не считали же, это же свой, наш Мензелинск, как просто соседняя деревня. Как я понимал, город должен быть с широкими улицами, прямыми проспектами, масштабным – короче, как Челны. Когда приехал сдавать документы в университет и увидел Казань, у меня был шок. Потому что это была Казань 90-х – разбитая, грязная. Конечно, были и приятные сердцу места, но моя любовь с детства – Челны все равно были лучше, ближе. Не знаю, может быть, это идет от моего характера, за пять лет я устал от Казани. Надоела она мне до чертиков. Еще очень многие причины завязались в одной точке – и мне захотелось в Челны.

— Тогда уже были планы стать великим?

— Нет.

— Не ври, амбиции у тебя были большие. Ты хотел стать великим.

— О величии я всегда говорю в шутку и сейчас шучу. Еще Шекспир знал, что весь мир – театр, а люди в нем актеры. Ну смешно же, когда человек говорит, что он великий. Кстати, о смешном. В этом году на семинаре драматургов кто-то сказал обо мне: «О, челнинский драматург пришел!» Для меня это было чем-то неожиданным и смешным. Драматург — это вообще не географическое понятие. Драматург принадлежит татарскому народу и татарской литературе. Какая разница, где он живет – в Казани, Челнах, Альметьевске, Мензелинске или в Антарктиде? Пишет по-татарски – значит, это татарский драматург. Никак не может быть просто челнинским драматуром. Во-вторых, говорят, что мои вещи ставит только челнинский театр. Они ставились в Атне, Мензелинске, Альметьевске, Актаныше. Ставят народные театры, я потом только узнаю. В селе Старое Каширово Альметьевского района ставили «Ишәк Чумары», в поселке Карабаш Бугульминского района комедию «Пәрәҗит», муслюмовцы «Папоротника горькие плоды», в Поисево Актанышского районе — ее же. Не простая же вещь на самом деле, есть сложная тема, глубокая философия. Не боятся, берутся. Видел некоторые отрывки спектакля в видеозаписи, есть и довольно интересные находки. Поэтому никак не могу согласиться с тем, что я просто челнинский драматург.

— Это был твой ответ о величии? Великим можно быть и в Челнах, так?

— Быть великим – это зависит не от географии, а от головы. И таланта.

— А общение?

— Ну ладно, допустим, в Казани писателей больше, чем в Челнах и Альметьевске. Но ты же все равно с каждым из них каждый день не общаешься. Все те же Ркаиль Зайдулла, Марсель Галиев, Радиф Сагъди, Лябиб Лерон, Искандер Сиразиев… Были Нияз Акмал, Фаиз Зулькарней, жаль, они рано ушли...

— Может, назвали челнинским драматургом потому, что твои вещи не ставились в Казани? Как ты считаешь, чтобы тебя считали настоящим татарским драматургом, обязательно твои пьесы должны поставить в Камаловском театре?

— Да, некоторые так думают. А Туфан абый говорил: «Если профессиональный театр поставил твою вещь, значит, тебя признали драматургом». Если мои пьесы не ставились в Камаловском театре, это же не значит, что они недостойны этого. Достойны! Поставили бы, шли бы с большим успехом, я в этом уверен.

— А почему не ставились?

— Не знаю ведь. Хотя со стороны Камаловского театра было внимание к нескольким моим пьесам. Ту же пьесу по Фатиху Амирхану я предлагал также и Фариту Бикчантаеву, потому что в какой-то момент уже начало казаться, что в Челнах она уже никогда не станет спектаклем. Фариду эфенде пьеса очень понравилась, он сказал, что отложил ее на отдельную полку. Про пьесу «Теләк» уже рассказывал. А «Папоротника...» очень хотел увидеть на сцене Камаловского театра Ильдар абый Хайруллин. Я даже переписал ее некоторые места по его совету.

А в каком-то году я отправил на конкурс «Новая татарская пьеса» свою пьесу «Болай булмый!». Никакой награды она не получила, но мне позвонил Фарит Бикчантаев. Мы с ним несколько раз встретились. В итоге была написана комедия «Син генә җитмәгән идең!». Но в каждом из перечисленных случаев, как говорится, или ремень у гармони порвался, или еще что-то... Короче, музыка так и не прозвучала. Хотя, мне кажется, прозвучит еще.

— Надежда умирает последней...

— Знаешь, если бы в Казани, как в Нью-Йорке, было больше 400 театров, такой вопрос бы и не возникал. А в Париже больше 350 театров, в Токио и Лондоне – больше 200, в Стамбуле – больше 180. Когда мы сможем добиться таких цифр?

На эту тему я уже писал в СМИ, но даже если повторюсь, наверное, лишним не будет. Вот ты смотри – какую профессию в театре ни возьми: режиссер, актер, художник и т.д., – всех их этому ремеслу обучают. У каждого есть включенное в штатное расписание место работы, должность, зарплата и так далее. А у драматурга нет. То есть, кроме драматурга, все занимаются своим делом на профессиональном уровне, и только написание пьесы остается на любительском уровне. Мы часто любим повторять, что драматургия – это источник, откуда начинается театр. Но если этот родник не чистить и не содержать его в порядке, не высохнет ли он? Если драматурги, которые закладывают фундамент театра, не являются профессионалами, долго ли продержатся стены, построенные на этом фундаменте?

За других сказать не могу, но я сам, например, пять дней в неделю с восьми утра до шести вечера на работе, мне надо готовить материалы для газеты. Часто приходится оставаться на работе до десяти, одиннадцати вечера. Часто приходится работать в выходные и праздники. Не хватает времени спектакль посмотреть в театре, какая уж тут драматургия?

«Служение муз не терпит суеты», — сказал Пушкин. Чингиз Айтматов тоже говорил, что самый благоприятный для творчества период был в советское время, потому что тогда были возможности профессионально заниматься писательством, и жаловался, что, когда перешел на дипломатическую работу, стало довольно тяжело, писать времени совсем не оставалось. Если для авторов драматических произведений эта работа не основная профессия, а просто некое хобби, любительское занятие, проявление энтузиазма и они этим занимаются лишь в свободное от основной работы время, правильно ли будет ставить слишком высокие требования и говорить о низком уровне современной татарской драматургии? Хотя даже когда одновременно писали Чехов, Горький, Булгаков и другие, Немирович-Данченко ворчал, что в драматургии кризис, ставить нечего.

 

 

 

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Публикация от Равиль Сабыр (@ravil_sabyr)

— Как, по-твоему, можно решить эту проблему?

— Мне кажется, надо создавать условия, чтобы все татарские писатели – не только драматурги, но и поэты, и прозаики, детские писатели, переводчики – могли заниматься своей работой профессионально. Не просто в форме грантов, которые сегодня есть, а завтра их нет, а это должно быть официально принято в форме республиканского закона «О развитии татарской литературы». Изучив опыт других стран, надо у себя внедрить самые лучшие методы.

Например, в Германии аренда квартиры в городе стоит 1500 евро в месяц, а писателю для проживания коттедж выделяют за 25 евро. То есть ты заезжаешь, обустраиваешься, и у тебя, кроме творчества, никаких забот – тебя кормят-поят, за тобой убирают, а ты пишешь. Оказывается, у известных романов, опубликованных на английском языке, есть по 40-50 вариантов переводов на немецкий, и все они изданы. В бюджете каждого, даже самого маленького города в Германии предусмотрены гранты, премии для местных писателей, деньги для заказа у них произведений. Повторю – в каждом городе!

А у нас сначала ты радуешься, что твою пьесу будут ставить в Актаныше, а потом тебе Энгель Навапович через своего зама говорит: «Извини, брат, заплатить не можем, денег нет». Вот ты веришь в такое? Это в Актаныше, процветающем районе, на родине первого Президента Татарстана Минтимера Шаймиева, нет денег, чтобы заплатить за одну пьесу. А сами хотят театр создать. Они что, хотят сделать это, не потратив ни копейки и никому ничего не заплатив? В магазине тебе даже коробку спичек бесплатно не дадут, а в Актаныше почему-то считают, что татарскому писателю за его труд можно и не платить. Если изначально такое отношение, далеко ли сможет уйти этот театр?

Или еще пример. Кажется, в конце 90-х городские власти в Челнах учредили литературную премию имени Хасана Туфана. Где она? Почему Наиль Гамбарович никому ее не вручает? Вот «Татнефть» — молодец! Каждый год вручаются премии имени Сажиды Сулеймановой и стипендии для молодых писателей, издательство «Рухият», работающее под крылом нефтяной компании, каждый год выпускает книги и бесплатно их раздает. Почему у КАМАЗа нет литературной премии, у других крупных предприятий? Вопросов, которые надо решать, слишком много...

— Ну ты же не ждешь, когда появится закон? Пишешь?

— Да, я пишу. Был у меня текст, который давно уже начал, откладывал несколько раз, удалось в этом году его закончить. Видимо, созрел.

— Это новая пьеса?

— Нет, на этот раз проза. Хотя, может, и пьеса или, может, роман – жанр точно не могу сказать, оставим работу и литературоведам. Вспомнилась одна мысль — то ли в интервью Мухаммата Магдеева, то ли в статье о нем прозвучало: «Прозаик должен созреть». То есть, чтобы писать прозу, у автора должен быть некий жизненный опыт, пройденный путь, судьба его должна пару раз сломать, он должен упасть и снова встать – только с таким багажом ты можешь писать сильную прозу. Вот такая была заложена мысль.

Конечно, это спорная вещь, потому что я написал немало рассказов, но и сейчас, как приеду в Казань, говорят: «О, Равиль! Бисәпит!» То есть в первую очередь вспоминают мой рассказ, написанный 30 лет назад, в 18 лет.

— Значит, получается, ты не смог с тех пор написать ничего запоминающегося?

— Получается так. А может, они просто не прочитали...

— Как думаешь, есть у нас в современной татарской литературе вещи, достойные стать бестселлером?

— Почему же нет? Если сравнить с кинематографией, у фильма бюджет состоит из двух частей. Скажем, на 30 миллионов долларов снимают фильм, и столько же денег вливается на промоушн, то есть на продвижение, рекламу этого фильма в СМИ, социальных сетях, в других информационных каналах. Если роман какого-нибудь татарского автора прорекламировать на весь мир на 30 миллионов долларов, он обязательно стал бы бестселлером.

— Как считаешь, твое недавно написанное произведение может стать бестселлером?

— Может быть, мои слова покажутся хвастовством, но эта вещь не нуждается в пиаре. Она и так разойдется по всему татарскому миру, я считаю, что это бомба.

— То есть это гениальная вещь?

— Это лучшее произведение на свете! До этого никто еще не писал ничего настолько крутого! Это гениальная вещь. Я считаю так. Потому что я ее только что написал. А когда заканчиваешь новое произведение, они сперва все такими кажутся. Может быть, через два года мое мнение изменится. Когда немного остыну, я хочу ее немного сократить, хотя и так старался сделать ее очень емкой.

— О чем она?

— Там все есть... И любовь, и философия. Надеюсь, она получит достойную оценку.

— В том числе и выраженную в деньгах?

— Не могу сказать: «Денег вообще не надо, пусть ничего не дают». Если вложил труд, конечно, хочется и оплату получить. В первую очередь я хотел бы, чтобы произведению дали объективную оценку. Может быть, эта объективная оценка прозвучит так: «Равиль, ты вообще ерунду написал». И я с этим соглашусь. Так бывает. Есть у меня пьеса «Иртәгә дә таң атар». Когда писал, я думал, что это самая великая пьеса на свете. Там три финала, это экспериментальная пьеса.

— Это когда спектакль вроде кончается и никак не закончится? Да, такие есть...

— Нет, это другое. Здесь сюжет развивается, и в начале второго акта разыгрывается лотерея. Какой из трех финалов выпадет, тот и играют. Ведущий объявляет: «Хотите узнать другой финал – приходите завтра». Сейчас вот читаю я эту пьесу, если бы у нас было 400 театров, как в Нью-Йорке, и больше молодежных театров, может быть, было бы интересно попробовать поставить в качестве эксперимента, а так там ничего такого гениального действительно нет.

— Равиль, а женщины вдохновляют на творчество? Нужно ли быть влюбленным, чтобы писать?

— (Смеется.) Ну как сказать? Чтобы ответить на этот вопрос, надо МГИМО окончить. Без женщин, конечно, никак... (Тут прозвучал третий звонок, и мы поспешили в зал. – Авт.).

www.intertat.tatar, перевод
Фото на анонсе: menzela.ru

Равиль Сабыр (Равиль Расимович Сабиров) родился 27 января 1974 года в селе Тупач Мензелинского района.

В 1990 году окончил среднюю школу в селе Наратлы-Кичу, поступил на факультет журналистики Казанского государственного университета. В 1991 году в газете «Татарстан хәбәрләре» был опубликован первый рассказ «Хулиган». С 1992 года до окончания университета (1995) работает в газете «Татарстан яшьләре». В годы студенчества его рассказы печатаются в журналах «Идель», «Чаян», газете «Татарстан яшьләре».

С 1995 года работает в пресс-службе администрации города Набережные Челны. В 1998-1999 годах – главный редактор журнала «Аргамак». В 1999-2000 годах руководитель пресс-службы администрации Челнов, затем – журналист в газетах «Вечерние Челны», «Восточный экспресс», «Челнинская неделя», «Челнинские известия», «Бизнес Online».

В 2012 году – заведующий литературным отделом Челнинского татарского государственного драматического театра. С 2015 года проживает в городе Альметьевске, главный редактор газеты «Нефтяные вести» ПАО «Татнефть».

В разные годы с пьесами «Земфирәкәй, сылуым, аппагым!», «Теләк», «Ком ял итми» становился лауреатом конкурса «Новая татарская пьеса»,

С 2007 года член Союза писателей Татарстана.

Лауреат премии имени Туфана Миннуллина.