Дочь Мусы Джалиля: «У отца была возможность получить бронь и не отправляться на фронт»

«Самое откровенное интервью за все время общения с журналистами»

«Настроение хорошее. В Оренбурге впервые. Хочу увидеть родную деревню отца, медресе «Хусаиния», где он учился, пройтись по улицам, по которым он ходил, возложить цветы к его памятнику. Чувствую себя очень счастливой. Такое ощущение, что папа раскинул надо мной свои крылья, что это он меня ведет», – поделилась Люция ханум с корреспондентом «Татар-информа».

На пленарном заседании форума руководитель татарской национально-культурной автономии Оренбургской области Ильдус Давлетов подарил гостье букет цветов и знаменитую оренбургскую шаль. Люция ханум приветствовала участников форума, которые аплодировали ей стоя.

После торжественной части и совместного фото на память Люция Залилова отправилась по местам, связанным с памятью отца. Маршрут проходил через памятник Джалилю, медресе «Хусаиния», дом Дэрдменда, библиотеку имени Хусаина Ямашева. В ходе прогулки по городу удалось нам пообщаться с Люцией ханум. После беседы она назвала это интервью самым откровенным за все время ее общения с журналистами. Говорили о ее самых ранних воспоминаниях об отце, отношениях Джалиля с гражданской женой – матерью Люции ханум, Альберте Залилове – сыне поэта от первого брака, единокровной сестре Чулпан и многом другом.

«Увидев маму на фотографии, Джалиль в нее влюбился»

— Люция ханум, каким вы запомнили своего отца?

— Я не могла его запомнить – мне было всего пять лет, когда он ушел на фронт. Спустя годы я узнала, что у отца была возможность получить бронь и не отправляться на фронт. Об этом мне рассказала режиссер Кашифа Тумашева. Она также помогла мне вспомнить моменты с отцом – дело в том, что на ее дипломный спектакль Муса Джалиль пришел с маленькой девочкой, и этой девочкой была я. Я вспомнила, как сидела с папой в зале, какие мягкие у него были руки. Кашифа Тумашева также рассказала, что уговаривала отца не ехать на войну, а он сказал: «Пусть бронь берут другие. Мое место на фронте».

Еще помню, как в детстве с мамой ходили на спектакль Качаловского театра «Бессмертная песнь» по пьесе Ризы Ишмурата. Образ Мусы Джалиля создал Николай Провоторов. Он был так близок к настоящему Джалилю, я полностью узнала в нем отца. После спектакля мама привела меня в гримерку, и тогда я кинулась на шею актеру: «Папа!» Было слышно, как кто-то в этот момент заплакал.

В 1966 году в Казань приехал Андре Тиммерманс, с которым отец сидел в одной камере. Мы ходили на спектакль «Муса» Назиба Жиганова в оперном театре. Ни отца, ни себя в созданных образах Андре Тиммерманс не увидел. «Я же не курю и берета не ношу», – сказал он. Такое могло быть, потому что на тот момент материалов для подготовки к спектаклю, скорее всего, было недостаточно. С Тиммермансом я впервые встретилась в 1957 году. Очень красивый, высокий, благородный, мужественный человек.

— Как познакомились ваша мама и Джалиль?

— Мама работала на телеграфе в Казани, ходила в кружок, где учились писать стихи. Руководитель кружка посоветовал ей отправить стихи в журнал «Октябрь баласы». Редактором этого журнала был Муса Джалиль. Мама отправила поэму. Затем уже Джалиль написал ей письмо с просьбой прислать еще несколько стихотворений и свою фотокарточку для номера, который выйдет к празднику 8 Марта. Увидев маму на фотографии, Джалиль в нее влюбился. Он сам пришел к ней на работу в телеграф. Забавный момент: увидев маму, Джалиль говорит: «А ты, оказывается, такая маленькая». Мама отвечает: «Ты сам тоже не особо большой». Потом они писали друг другу стихи. Мама вспоминала, что одну из встреч они провели на Кабане, катались на лодке по озеру.

Они много беседовали, папа рассказывал, каким видит либретто оперы «Алтынчэч». Мама тогда сказала ему, что тема колхоза актуальнее. После этого появилась поэма «Хат ташучы».

Из биографии Люции Залиловой:

Родилась 18 мая 1936 года в Ташкенте. Кинорежиссер, выпускница Московского института кинематографии (ВГИК). По данным главного редактора газеты «Мәдәни җомга» Вахита Имамова, мама Люции ханум Закия Садыкова работала в типографии в Казани, посещала кружок самодеятельности, писала стихи, отправляла их в казанские и московские журналы. В 1936 году Муса Джалиль уезжает в Москву, после этого их пути расходятся. Есть также воспоминания о том, как поэт впервые увидел свою дочь: Закия Садыкова снимала дачу в Верхнем Услоне, Джалиль приезжал туда на пароходе. Дочери было шесть месяцев. В начале 1940-х годов Закия Садыкова выходит замуж за сотрудника обкома Галимзяна Шафиева. После того как муж запретил ей писать стихи, занималась переводами.

«После присвоения отцу звания Героя жить стало еще тяжелее»

— Вы дочь двух творческих людей. Это сыграло роль в вашей жизни?

— Я была музыкантом. Хорошо пела, поэтому друзья отца предложили отдать меня в музыкальную школу. В 11-летнем возрасте пошла в нее учиться. В 7 классе спела песню отца «Кызыма» («Колыбельная», музыка Джаудата Файзи, – прим. Т-и). После окончания школы поступила на 2-й курс музыкального училища. Училась на отделении хорового дирижирования. Уже тогда мы выступали в театре оперы и балета. Джаудат Файзи меня заметил и велел директору училища Ильясу Аухадееву перевести меня на вокальное отделение. Но Аухадеев даже после перевода на вокальное продолжил втихаря обучать меня партитуре. Я освоила две специальности. Заведующему отделением это не понравилось, несмотря на отличную успеваемость, и против мнения комиссии он поставил мне четыре.

— Свою жизнь вы провели в Казани?

— Довольно долго прожила в Казани. Если честно, Казань для меня – это город завистливых, мелочных людей и сплетников. Чего только не говорили о нас. Если кто-то из Москвы приезжал в Казань, ему наговорят так, что его мнение о нашей семье меняется в худшую сторону.

После того как отцу дали звание Героя, жить стало еще тяжелее. Сейчас я в Санкт-Петербурге и чувствую себя превосходно.

После музыкального училища хотела поступить в Казанскую консерваторию. Но мне, отлично знающей дирижирование, поставили тройку. Тогда я все бросила и уехала в Москву. Давно мечтала снять фильм об отце. Поступила в институт кинематографии, из музыкантов ушла в режиссеры. В Москве училась у очень хороших педагогов. Сергей Герасимов, Лев Кулиджанов, Татьяна Лиознова, Марлен Хуциев – это легенды советского кино, их душевное тепло, воспитание передалось и нам.

Получила высшее образование, вернулась в Казань, но ни я, ни мои знания никому не были здесь нужны. Мне просто не давали работы, куда бы я ни ходила. Председатель Верховного Совета ТАССР Салих Батыев, при встрече такой заботливый, говорит о гордости за отца, а на работу устроить его дочь не может. Ни телевидение, ни киностудия меня не взяли. Даже в детский садик музыкальным педагогом устроиться не смогла. Единственное место, куда меня взяли, – кинопрокат, там я работала редактором по рекламе за 90 рублей в месяц. Но и там меня через год сократили. Везде меня отвергали, старались помешать.

Дочь Шайхи Маннура Миляуша позвала в институт преподавать историю кино. Шестнадцать лет работала как почасовик, то есть за каждую лекцию получала по 4 рубля, а за практическое занятие – 1 рубль 50 копеек. Ни больничные, ни отпуска не оплачивались. Преподавала историю кино, историю музыки, культуру речи, основы журналистики, сценарное мастерство, уроки этикета. Когда пришло время выйти на пенсию, посчитали мою среднюю зарплату – получилось 50 рублей в месяц. Попробуй вести семь предметов за 50 рублей! Их методику тоже разрабатывала сама.

Хотя палки в колеса вставляли на каждом шагу, я не споткнулась, не осталась лежать, а крепла и развивалась. Преподавание тоже очень обогатило мой внутренний мир. Когда училась в Москве, по заказу посольства Мали снимала документальный фильм об освобождении этой страны от рабства. Фильм побеждал в разных конкурсах в пяти странах, а мне об этом даже не сказали, я узнала об этом лишь спустя 12 лет. Этот фильм перевели с французского и показали студентам ВГИКа. Получилось так, что я открыла художественно-публицистический жанр в кино. Документальный фильм я сняла с вкраплениями поэтических строк.

— Почему же вам мешали?

— У одной дамы были очень хорошие связи наверху. Писались доносы и жалобы на меня, давались команды в Казань. Даже те, кто уважал меня, после команды сверху отвернулись. Завистливость Казани терзала меня, но я не умерла, рук не опустила. 16 лет преподавать в школе – это вам не чих бараний. Вдобавок к этому я еще писала статьи для прессы.

«Альберта всю жизнь скрывали, не показывали»

— Когда вам стало легче?

— Когда переехала в Санкт-Петербург. Сейчас чувствую себя очень счастливой. Во-первых, там меня не знают. Во-вторых, даже совсем незнакомые люди останавливают на улице, делают комплименты, как хорошо я выгляжу. В Питере живут люди высокой культуры, а Казань – это город завистников и сплетников. Очень благодарна Вахиту Имамову и Лябибу Лерону. Они вытащили меня из казанского болота и подняли высоко.

— Как давно живете в Санкт-Петербурге?

— Когда родился внук, приехала помогать дочери (внуку 18 лет).

— Ваша дочь Лилиан Наврозашвили театральная актриса?

— Преимущественно играет в театре. Есть роли в кино – снималась в фильмах «Волкодав из рода Серых Псов», «За пределами закона», озвучивала такие фильмы, как «Флешбэк», «Облачный атлас», и другие.

— Вы общались с единокровным братом – сыном отца от первого брака Альбертом?

— Тази Гиззат, встретив Альберта на улице, сообщает ему, что у него есть сестра Люция. После этого мама Альберта Рауза апа звонит моей матери и говорит, что они хотели бы меня увидеть. Мама приглашает их домой. Вот так и познакомились с Альбертом. Всего несколько дней назад я пересмотрела его письма. Мы с ним, оказывается, общались с 1953 года. Оба друг друга знали, гордились, что мы дети Мусы Джалиля. В одном из писем он спрашивает моего совета, уйти ли ему в армию или учиться на военного. Я посоветовала учиться. Он стал военным.

Совершенно случайно мама узнала, что Амина апа (жена Мусы Джалиля, – прим. Т-и) получила деньги в наследство. Она сказала об этом Раузе апа, и они вдвоем поехали в Москву, оформили наследство также на меня и Альберта. Таким образом, деньги получили не только Амина апа и Чулпан, наследство отца было разделено на четверых.

К Альберту моя мама относилась как родному сыну. Когда Рауза апа приходила к нам, она ругала отца. Я очень удивлялась, потому что моя мама никогда ничего плохого об отце не говорила.

Альберт, как и я, рос с отчимом. Сначала его фамилия была Хисматуллин. Затем он перешел на фамилию Залилов. После этого конверты стали приходить как «от Залилова Альберта для Залиловой Люции». Эти письма я привезла с собой, чтобы показать Лябибу Лерону и Вахиту Имамову.

Альберт служил в Германии. Ходил в тюрьму Плетцензее, увидел место, где казнили отца, сфотографировал. Когда вернулся в Казань, эти фотографии в первую очередь принес показать мне. Тогда он сказал, что хотел бы переехать в Казань. Я ему предложила попробовать сходить к Салиху Батыеву. Позже ему дали трехкомнатную квартиру недалеко от того места, где я жила. Таким образом, мы были еще и соседями. Раз оба росли с отчимом, нам надо было найти друг друга.

О смерти Альберта узнала по телевизору. Альберта тоже всю жизнь скрывали, не показывали. Только после смерти сказали «умер сын Джалиля». Услышав об этом, я побежала к ним. Его похоронили с почестями (Альберт Залилов похоронен в Казани, – прим. Т-и).

«Альберт написал о Чулпан: «Она не наш человек»

— Вы общались с сестрой Чулпан?

— Альберт, уезжая на военную службу и будучи в Москве, зашел к Чулпан. Представился как журналист, поговорил. Пришла Амина апа. Ей тоже не сказал, кто он на самом деле. Потом мне от Альберта пришло письмо. О Чулпан он написал: «Она не наш человек». Я не поняла, что он хотел сказать.

На 50-летие отца мы были приглашены, но даже не знали об этом. Якобы Альберт «алкоголик», хотя это был человек, который вместо вина пил чай. На 60-летие отца мы пришли. Наше место было в президиуме, но Амина апа сказала: «Если они поднимутся в президиум, я уйду». В итоге нас с Альбертом посадили в первый ряд.

— Лично с ними не встречались?

— Встретились случайно на 75-летии отца в оперном театре. Я была с дочерью Лилиан, а Чулпан с дочерью Татьяной. Лилиан Татьяне сказала: «Мы родные» и пригласила в гости. А Татьяна просто сказала: «А я знаю». Чулпан просто промолчала. Если не хотят с нами общаться, то мы, конечно, навязываться не будем.

— Вы довольны своей нынешней жизнью?

— Живу хорошо. У дочери два сына. Сюда с собой я привезла старшего внука. Младший внук невероятно похож на Мусу Джалиля. Ему десять лет, зовут Макар. В школе узнали, что он правнук Мусы Джалиля, сказали, похож на прадеда. У него тоже поэтическая душа.

— Вы хотели увидеть родное село отца?

— Очень хотела приехать, но никто не приглашал. Вот два парня (Вахит Имамов и Лябиб Лерон, – прим. Т-и) в этом году пришли и сказали: «Хотите поехать?» Что я скажу? Конечно, хочу, сказала я.

— А раньше, когда были моложе, не могли просто сесть в автобус и приехать?

— Я мечтала поехать в деревню Мустафино, собрать бабушек, чтобы мулла почитал Коран. Такая мечта была у меня много лет. Но представьте, когда человек 16 лет живет на 50 рублей в месяц, будет ли у него возможность ездить куда-то? Конечно нет. Свою дочь я обучала в Москве. Она была вынуждена учиться без стипендии, без общежития. Только на 4 курсе ее приняли на бюджетное место, только тогда получила первую стипендию. Я получала 40 рублей персональной пенсии. Ее полностью отправляла дочери.

— Когда вы последний раз были в Казани?

— Старшему внуку было два года. Сейчас ему 18, значит, 16 лет назад. В свое время зашла к Зиле Валеевой, попросила путевку в санаторий. Она мне дала, спасибо. Через некоторое время мне отменили персональную пенсию. С этим вопросом снова пошла в Министерство культуры, но секретарь к Зиле Валеевой меня не пустила и сказала: «Мы знаем только одну дочь Джалиля – Чулпан». Без разрешения руководителя секретарь может говорить такое?

— Люция ханум, у вас остались обиды на Татарстан?

— Как сегодня [я вам] открылась, никогда до этого не открывалась. Как татары ко мне отнеслись здесь, в Оренбурге, как оказали уважение на форуме краеведов – это окрылило меня. Все теплые, душевные слова, сказанные мне об отце, согревают меня. Наверное, папа этого хочет.

Вы спрашиваете, нет ли у меня обид. О трудностях, которые я пережила в Казани, я рассказала – разве это не обида?

Рифат Каюмов, intertat.tatar; перевод с татарского