Худрук Башкирского театра Леонора Куватова: «Делить Нуриева нам нет никакого смысла»

«Не сложилось нигде с Рудольфом Хаметовичем пересечься»

Леонора Сафыевна, вы в свое время окончили то же Ленинградское хореографическое училище (ЛХУ), что и Рудольф Нуриев. И даже занимались у того же педагога – Александра Пушкина. Тогда о знаменитом «невозвращенце» вам что-то рассказывали?

Нет, это же в те годы была запретная тема. Я поступила в Ленинградское училище в 1959-м, Нуриев к тому времени его уже окончил, а «прыжок к свободе» совершил в 1961-м. А с Александром Ивановичем Пушкиным мы начали работать, наверное, где-то в 1965-м. Конечно, я, как и все в училище, что-то где-то слышала, какие-то высказывания ведь все равно звучали. Но открыто никто не разговаривал на эту тему. И Пушкин тоже с нами о Нуриеве не разговаривал.

Вы же тогда с Михаилом Барышниковым танцевали?

Да. Дело в том, что Александр Иванович, в классе которого Михаил учился, искал ему партнершу. А у меня по классическому танцу тоже была пятерка, и по росту я подходила, так выбор и пал на меня. Вот так с Александром Ивановичем и получилось поработать, хотя моим основным педагогом была и осталась Ирина Александровна Трофимова. Но с Мишей мы три года постоянно танцевали, в том числе главные партии и в школьном «Щелкунчике», и в выпускном спектакле – балете «Дон Кихот».

Вживую вы Нуриева никогда не видели?

Нет, только на экране. У нас же в республике как было – каждые 10 лет отправляли группу детей учиться в ЛХУ. Предыдущая группа – как раз Нуриев и его ровесники, а мое поколение его уже не застало. И даже на гастролях за границей, куда я в составе труппы Башкирского театра много ездила в советские годы, не сложилось нигде с Рудольфом Хаметовичем пересечься.

«Нуриева и Барышникова объединяет русская школа балета»

Кстати, в вечной конкуренции между Нуриевым и Барышниковым вы кому отдали бы первое место?

Никогда бы не стала их сравнивать, размышлять, кто из них лучше, потому что и Рудольф, и Михаил – ярчайшие индивидуальности. Каждый из них оказался в свое время и на своем месте. В искусстве вообще нельзя так рассуждать, нельзя сравнивать писателей, композиторов, скульпторов, артистов. Разве можно сказать, кто лучше – Чайковский или Рахманинов? Каждый – индивидуален, а в искусстве ценна именно индивидуальность, непохожесть одного на другого.

Намного важнее – что у них общего. И Нуриева, и Барышникова объединяет не только педагог, у которого они оба занимались. Их объединяет русская школа классического балета. Как вы думаете, за счет чего наши танцовщики произвели в те годы такой фурор за границей? Потому что они умели то, что еще Пушкин называл «душой исполненным полетом». В спектаклях присутствовали чувства, страсть, духовность. Зритель обращал внимание не только на технику танца, его захватывали образы, которые эти артисты создавали на сцене. Русская школа – это единение высочайшей балетной техники и глубинной образности.

Это отличало не только Нуриева и Барышникова, но и Васильева, Лавровского, других великих танцовщиков и балерин, конечно, тоже. Техника в русском балете всегда была и остается лишь подспорьем для создания образов. Да, она, техника, – неотъемлемая часть нашего искусства. Но если одна голая техника видна, то это цирк, я считаю. Тоже искусство, конечно, тоже не каждый так сможет. Но все же балет – это нечто большее.

Как я понимаю, в Башкирском театре о столь знаменитом артисте, который здесь сделал первые шаги в карьере, тоже начали говорить только уже в годы перестройки…

Да, вы правы. Долгие годы мы не то чтобы не знали ничего о Нуриеве, мы о нем просто не вспоминали. Но в 1987-м, как вы знаете, Рудольфу Хаметовичу разрешили прилететь в Уфу, чтобы навестить мать, которая тяжело болела. И он тогда заходил в театр, хотя здесь шел ремонт и никого из труппы не было. То есть никто его тогда, конечно, официально не встречал. Но с тех пор как-то все зашевелилось, стали говорить, что вот – это наш земляк, яркий представитель русской классической школы, что он прославил Уфу, Башкортостан как свою малую родину, татар как нацию, русский балет как искусство. Что отечество славится своими сынами.

Наверное, если бы Рудольф Хаметович не скончался в 1993-м, у театра с ним могло начаться и какое-то сотрудничество. Но в итоге все сложилось так, как сложилось. Мы помним и гордимся Рудольфом Нуриевым, его имя неразрывно связано с историей театра. В память об этом на стене здания в 1998-м был открыт барельеф. И, самое главное, с 1993 года мы проводим Международный фестиваль балетного искусства имени Нуриева. В то время в нашем театре ставил свой спектакль великий балетмейстер Юрий Николаевич Григорович. Именно он предложил идею проводить Нуриевские дни моему супругу Шамилю Терегулову, который тогда возглавлял башкирский балет. Так началась эта традиция.

«Рудольф Хаметович для меня пример огромного труженика»

Чтобы закрыть тему: что Рудольф Нуриев значит для театра и лично для вас?

Во-первых, конечно, мы гордимся тем, что он наш земляк и что его знают во всем мире.

Во-вторых, именно с нашего театра балет вошел в его жизнь. Всем известна история, как в 1945 году, когда еще не закончилась война, мать Фарида привела 7-летнего Рудика и трех его сестер в театр – по одному билету! И маленький мальчик, который до этого видел только керосиновую лампу и жил в разрухе военных лет, неожиданно оказался в сказке, попал в другой мир: бархатных кулис, хрустальных ламп, паркетного пола. Но главное – он увидел балет, причем наш, национальный, башкирский – «Журавлиную песнь». Конечно, он был сильно потрясен и внутренне загорелся этим видом искусства. Потому что это было прекрасно, это было возвышенно, это было трогательно.

В-третьих, именно здесь, при театре, юный Рудольф начал заниматься в балетном кружке. И потому был принят в труппу театра. И именно на этой сцене он делал первые шаги.

Для меня лично Рудольф Хаметович – пример огромного труженика. Так трудиться, как он, способны единицы. Без огромного жертвенного труда не достигнуть тех вершин, которые покорились Нуриеву. При этом он был очень талантлив и имел блестящие способности именно к данному виду искусства, у него, что называется, от природы было все для балета. Многие, правда, любят порассуждать, что у него были коротковатые ноги, и именно поэтому он первый и встал на высокие полупальцы, чтобы удлинить линию. Я с этим не согласна, нормальные были у него пропорции. И сделал он так не из-за ног, а потому что понимал, что это просто красиво. Кроме того, за счет этого он стал сильно прибавлять и в технике. Костюмы, в которых тогда танцевали мужчины, для таких танцев оказались тяжелы и неудобны. Так все по цепочке и пошло, он стал новатором во многих вещах.

Плюс у Нуриева была потрясающая выучка, просто потрясающая. С высоты сегодняшнего дня, конечно, многое смотрится иначе. Да, он не делал шпагаты, чем нынешние артисты порой любят злоупотреблять. Но академически он был выучен просто идеально, я считаю. Со вкусом. И самое главное, чем он брал, – это артистизм, темперамент. Правильно говорят, что татарский темперамент отличается от европейского. Татары, башкиры… у нас даже наши национальные фольклорные танцы посмотришь, там же мужчины ого-го! От природы никуда не денешься, правда ведь?

С Казанью конкуренции за Нуриева вы не ощущаете? Ведь балетный фестиваль имени Нуриева проходит и в столице Татарстана, и в Уфе…

Он татарин, и логично, что татары считают его своим. Но Татарстан и Башкортостан – две братские республики, башкиры и татары – братские народы. Так что делить Нуриева нам точно нет никакого смысла. Как я уже рассказала, именно на сцене Башкирского театра он делал первые шаги в профессии, здесь он «заболел» искусством хореографии. Это часть нашей истории. Такая же часть истории – что в Казани в 1992 году он был уже в качестве дирижера. Так что нормально, что и фестиваля два. И пусть память о нем живет во многих местах – это только к лучшему.

«Сейчас у нас идет шесть балетов Григоровича»

Давайте поговорим про балет в БГТОиБ. В чем преимущества театра в сравнении с другими региональными театрами балета?

Вы знаете, корни башкирского балета – в Ленинграде. До 1980-х годов прошлого века в Уфе не было своего училища. В этом году Башкирскому хореографическому колледжу (БХК) имени Нуриева исполнилось 40 лет. Решение о его создании в свое время было стратегически очень правильным. В 1990-х годах, когда мой супруг Шамиль Терегулов возглавил балетную труппу, в ней насчитывалось всего 30 человек. Сейчас только мужская часть – это 40 артистов, а всего – около 100. И все они выпускники БХК. То есть у нас в этом плане просто уникальная труппа.

При этом в 1990-е годы, когда все разъехались, был очень большой спад. Но когда в 1997 году первые выпуски пошли, началось и пополнение труппы. Педагоги работают и в училище, и в театре. И они пестуют своих учеников начиная с 10 лет. Я и сама всю нашу труппу знаю с их детского возраста, на моих глазах они учились, росли. Хотя сама давно не преподаю, мои ученики уже на пенсию выходят. То есть связка с БХК у театра очень крепкая. И мы можем выбирать, кого взять в труппу.

Вторая особенность БГАТОиБ, которой я очень горжусь и считаю настоящим счастьем, – у нас идут балеты в постановке Юрия Николаевича Григоровича. Сотрудничество с этим выдающимся хореографом ХХ века сложилось еще в 1980-х, все благодаря Шамилю Терегулову, который как-то познакомился с Григоровичем на конкурсах и в итоге тот согласился с нами работать. Тогда начался и профессиональный, творческий рост труппы. В 1990-е мы даже не мечтали ни о «Спартаке», ни о «Легенде о любви», не было для этого ресурсов. Но потихоньку начали. И сейчас у нас идет шесть балетов Григоровича: «Тщетная предосторожность», «Спартак», «Легенда о любви», «Дон Кихот» и, конечно, «Щелкунчик» и «Лебединое озеро».

Также я очень рада, что у нас идет «Анюта» в постановке Владимира Васильева. Когда я еще сама танцевала, мечтала партию Анюты исполнить. Но тогда не срослось. Когда стала худруком – сразу пригласила в Уфу Владимира Викторовича. Он пошел навстречу, и с удовольствием наши ведущие артисты танцуют этот спектакль, потому что в нем есть что сыграть и есть что танцевать.

А балеты в хореографии Рудольфа Нуриева вы в театре не ставили?

Нет, в силу разных причин. Хотя стоит отметить, что спектакли Нуриева сделаны очень интересно, у него свой узнаваемый почерк. Но, как я уже сказала, у нас идут балеты в постановке Григоровича, есть национальные спектакли. В остальном мы ориентируемся на Мариинский театр. В основе репертуара у нас – классические балеты. Вы знаете, почему любой театр оперы и балета тяготеет к классике? Именно классические спектакли держат артиста балета в форме.

«“Лебединое озеро” показываем каждый месяц по несколько раз»

Как вообще балетный репертуар сейчас у вас формируется?

Это всегда очень сложная задача, потому что спектакли надо расставить так, чтобы у ведущих артистов получилась равномерная нагрузка. Чтобы между спектаклями был интервал, чтобы кордебалет успевал все отрепетировать. И это я только про балеты говорю. А ведь в театре есть еще опера, к которой тоже есть определенные требования. И есть один оркестр, который работает и на оперу, и на балет, и надо, чтобы музыканты тоже успевали все подготовить. Так что репертуарные комиссии у нас всегда проходят в дебатах. Стараемся распределить классический репертуар равномерно на весь год, чтобы артисты не забывали роли, чтобы держали себя в форме. Поэтому «Спартак» выпускаем раз в два-три месяца, «Легенду о любви» – тоже. Только «Лебединое озеро» как самый продаваемый, кассовый спектакль каждый месяц показываем по несколько раз.

И спектакль у вас, раз это версия Григоровича, с трагичным финалом?

Нет, у нас финал счастливый – Одетта и Зигфрид замирают в арабеске. Юрий Николаевич был не против. Я его спрашивала, почему он в Большом театре сделал иначе. Он ответил: «Потому что в жизни все кончается смертью». Он же философ, а не просто постановщик.

Современный балет на сцене БГТОиБ показываете?

Молодой хореограф Ринат Абушахманов, тоже выпускник БХК, танцевал как ведущий артист у нас, теперь ставит свои балеты. Наиболее свежая его работа называется «О чем молчат камни». На мой взгляд, это между классикой и современным танцем, некий симбиоз, авторский, очень интересный. Сейчас у нас на музыку Сергея Рахманинова и по биографии этого композитора ставит спектакль в своем стиле Олег Габышев из Театра Бориса Эйфмана. Эйфмановский стиль необычен: все на основе классики, но тело при этом двигается очень активно. В классике мы все-таки более закрепощенные, а у Габышева приходится менять движения. Но все с интересом работают, нашим артистам очень интересно пробовать что-то новое. Главное, к чему мы стремимся в театре, – чтобы не было рутины, чтобы ничего не зарастало тиной, чтобы было всегда интересно работать.

«Поставить полноценный балет – дело очень сложное»

В Башкирском театре сохранены и национальные балеты. Как вам это удалось?

Наша абсолютная классика – балет «Журавлиная песнь» – был поставлен в лучших традициях классической школы, поэтому этот спектакль на все времена. Я сама танцевала в свое время и партию Зайтунгуль, и Сююмбике в «Шурале». Это равнозначные партии, мне всегда эти балеты нравились, потому что они национальные, то есть в чем-то родные. Кстати, татарский «Шурале» у нас шел в хореографии Фаузи Саттарова, выпускника Вагановской академии, но эта версия сильно отличалась от постановки Леонида Якобсона. Меньше было мизансцен, больше танцев. Но по сюжету – то же самое.

Национальные балеты очень важны, мы должны знать свои корни. И для молодежи это некое средство эстетического воспитания. Поэтому мы данную тему развиваем. На сцене театра выходит хороший современный национальный спектакль – балет «Аркаим», поставленный на музыку Лейлы Исмагиловой, дочери композитора Загира Исмагилова. Его ставил Андрей Борисович Петров, руководитель «Кремлевского балета». В 2024 году будет отмечаться 450-летие Уфы. И под эту дату мы планируем поставить балет по знаменитой башкирской легенде о семи девушках. Кстати, рядом с театром, в Театральном сквере, есть фонтан с такой скульптурной композицией. Как раз Ринат Абушахманов будет ставить на музыку молодого композитора Галины Зигановой.

Знаете, когда создаешь что-то новое – это всегда кот в мешке. Поставить полноценный балет – дело очень сложное. Посмотрите, даже в классике выжили ведь единицы из тех балетов, которые ставились в свое время. Многое должно сойтись в одной точке – и сюжет, и музыка, и хореография. Движения соединить не сложно, но чтобы это получилось со смыслом, чтобы, как у Григоровича, с философией, со вкусом, чтобы все было оправдано, ничто не мешало, не резало слух и глаз… В истории театра было много постановок национальных спектаклей, но проверку зрителем прошли не все. Так что это всегда риск, но мы на него идем.

Балет считается высоким искусством, которое должно воспитывать, а не развлекать зрителя. Как вы в театре находите компромисс между двумя этими взаимоисключающими задачами?

Балет – это все-таки высокое искусство. Под какую музыку мы танцуем? Чайковский, Рахманинов, Хачатурян. Она никого не оставит равнодушным. Развлекаться ведь тоже можно по-разному. Просто пойти и весело потанцевать на дискотеке? Тоже иногда нужно, не спорю. Но в театр все-таки ходят за другим. Искусство должно воспитывать духовность, иначе мы все превратимся в роботов. Еще в молодости, помню, застала ситуацию – на улице подрались двое парней. И тогда все вокруг бросились их разнимать. А сейчас что случилось бы? Бросились бы их снимать на камеры смартфонов. Задача искусства – не допустить такой деградации в людях. Если люди не будут сочувствовать друг другу, то во что превратится жизнь? Каждый будет сам за себя?

На мой взгляд, балет – это еще и некий инструмент эмоционального воспитания, он способен пробудить в человеке какие-то чувства, чтобы что-то затеплилось в душе… И это получается. Взять даже тот же наш «Аркаим», «Журавлиную песнь», я уж не говорю про балеты Григоровича, про «Лебединое озеро». Вот я смотрю, в зале сидят школьники, студенты. И многие плачут в конце. Это же дорогого стоит, для этого, в общем-то, мы и работаем. И артистам интересны такие роли, они учатся восемь лет этому ремеслу. Балет – это намного больше, чем просто высоко прыгать.

Но, конечно, если зритель увидит некачественный спектакль, он больше не придет. Чем и трудна наша работа, потому что даже один и тот же спектакль в разные дни не может быть одинаковым: кто-то заболел, надо сделать быструю замену, по-другому включили свет на сцене, музыка звучала чуть иначе… В этом смысле у нас тут как на любом производстве. Должно быть качество в первую очередь. Если человеку понравится, если оркестр хорошо сыграет, артисты с душой станцуют, на сцене все будет оправдано расставлено… Волшебство подействует!