Чудеса Минтимера Шаймиева

В их многодетной семье мальчики почему-то умирали младенцами. И тогда родители решили давать сыновьям «железные» имена (с корнем «тимер» – «железный»): Хантимер, Минтимер... И случилось чудо – дети начали выживать! Правда, у имени президента Татарстана есть и другой перевод: «отмеченный Богом». Фактом является то, что Минтимер Шарипович ШАЙМИЕВ вот уже 70 лет соответствует обоим значениям своего имени.

МЕЧТАЛ НАУЧИТЬСЯ ИГРАТЬ НА ГАРМОШКЕ

– Минтимер Шарипович, есть дело, которому вы хотели бы научиться, но так и не смогли?
– Всю жизнь мечтал научиться играть на гармошке. И долго это дело у меня, как ни бился, не получалось…

Когда кто-то из односельчан брал в руки инструмент, то я старался не пропустить ни звука. Отец заметил, что на меня такое впечатление производит музыка, и купил мне гармонь. Помню, как с жаром начал ее осваивать. Но вскоре убедился: одного энтузиазма мало. Да, я страстно хотел научиться играть и технику изучал настойчиво, но что-то не получалось. Не звучала в моих руках гармонь, хоть тресни! Почему? Ответ на этот вопрос я получил довольно-таки неожиданно. Однажды мой инструмент взял в руки соседский парнишка – Зуфар, который вроде как никогда до этого не играл. Правда, и отец, и дед его когда-то были первыми на селе гармонистами. Но то – они! Отец потом куда-то пропал, а у Зуфара не было даже гармошки. И тут произошло чудо: моя гармонь в руках этого паренька будто сразу стала живой, запела. Мне стало не по себе. Я почувствовал, понял, что мне так не сыграть никогда. А у него настоящий музыкальный талант. Зуфар сейчас на пенсии, у него хорошая семья, живет у нас в республике, в городе Лениногорске. Когда я бываю там, встречаемся, вспоминаем былое.

– До сих пор завидуете Зуфару?
– Никогда никому не завидовал... Потому что чувствовал: если стремиться, везде можно добиться успеха. Не в смысле ранга, положения в обществе – тут многое зависит от случая. Но вот людям, способным творить искусство, я завидую искренне. Ведь чтобы достичь их вершин, только упорства и знаний мало. Нужен талант. Без него не может быть совершенства. Но талант – это уже от Бога. Всевышний решает, кому его дать, вручить как самую дорогую награду.

У МУСУЛЬМАН ВЕРА В КРОВИ

– Вы воспитывались как человек верующий?
– С одной стороны, отец – председатель колхоза, коммунист. В душе он, мне кажется, верил, но говорить об этом вслух по понятным причинам не мог. А с другой стороны – мама… И ее отец, и дед были духовными лицами. В нашей многодетной семье дети воспитывались в правилах доброго тона: нас учили скромности, уважению старших, как себя надо вести в разных обстоятельствах жизни. По сути, это все есть и в шариатских правилах. Например, когда садишься за обеденный стол, следует говорить: «Бисмилля иррахман иррахим». А когда заканчиваешь кушать, следует сказать: «Аллах акбар». Возвеличить Аллаха – поблагодарить. Элементарные правила, их мы соблюдали всегда. Для мусульман это в порядке вещей, потому что вера у нас в крови. И мы знаем: кроме хорошего, ничему другому она не учит.

– Как вы относитесь к чудесам в своей жизни – много их было?
– Да каждый день – чудо…

– Вот вы, например, бессменный руководитель республики – с 1991 года работаете Президентом. Это можно назвать чудом?
– В какой-то мере, наверное. А вообще-то это большая ответственность, привыкнуть к которой нельзя. У меня, во всяком случае, не получается. Хотя я почти всю жизнь на руководящей работе.

– Сколько вам было, когда впервые стали начальником?
– 25 лет. Окончил институт, получил распределение в «Сельхозтехнику», поработал инженером, главным инженером. В 29 лет меня наградили орденом Ленина. Такие награды просто так не давали, тем более что других, более низкого статуса, у меня еще и не было! Ну, грамота почетная за целину – вот и все. Опять какое-то чудо произошло – так я это расценил.

– А что вы делали на целине?
– Хлеб убирал. Два сезона работал в Павлодарской области. Мы, студенты третьего–четвертого курсов сельхозинститута – без пяти минут механизаторы-инженеры, умели обращаться с любыми сельхозмашинами, поэтому и на целине в нас нуждались особо.

– Весело было?
– По-разному. Например, когда над головой атомные бомбы взрывают – честно скажу, не больно-то веселишься...

УБИРАЛ ХЛЕБ ВО ВРЕМЯ ИСПЫТАНИЙ ЯДЕРНОЙ БОМБЫ

– Неужели там же проводились испытания ядерного оружия?
– Мы работали как раз на границе с Семипалатинской областью, где-то рядом была обозначена запретная зона. Однако нас никто об этом не предупреждал. Мы знали, что в стране есть и атомная, и водородная бомбы, слышали даже, что испытываются они на Семипалатинском полигоне. Слухи об этом как-то просачивались в студенческую среду, но толком мы ничего не знали. Пожалуй, больше было известно об испытаниях водородной бомбы американцами на Маршалловых островах. Но мы и представить себе не могли, что станем живыми свидетелями настоящих ядерных испытаний. Недосмотрел кто или просто по недомыслию, но нам довелось посмотреть уникальное «кино»!

– Копии, конечно, не сохранилось? Фотки какие-нибудь…
– Только память. Зрелище, конечно, незабываемое.

– Вас что, даже не предупреждали об испытаниях?
– Нет, почему же – припылил «газик» с военными, вышел офицер и довольно буднично нам объявил: в 14 часов произойдет очередное испытание атомной бомбы. Явка, конечно, нежелательна, но если уж так получилось, что деваться некуда – не останавливать же уборку, когда поспели хлеба! – то вот имеется предписание, которое следует выполнить по возможности точно, и все скорее всего обойдется.

– Что же «следовало выполнять»?
– В обозначенный день в указанное время, в 14 часов, отложить все дела и внимательно смотреть на небо. Сначала появятся самолеты, которые очертят два-три круга, махнут, так сказать, крылом. Это общее оповещение, для нас – сигнал. Дальше нужно было заглушить трактор или комбайн, лечь на землю животом вниз, а головой в определенном офицером направлении – он небрежно махнул рукой, указал. Ну, и лежать себе, пока не закончатся испытания атомной бомбы.

Правда, когда это произойдет, уточнять почему-то не стал. Этот момент нам предстояло определять самим – на глазок…

– И что же вы увидели?
– Представьте себе: ослепительный солнечный день, а вспышка, которую мы увидели, была еще ярче. Трудно сказать, на каком расстоянии мы оказались от эпицентра. Хотелось верить, что на приличном. Затем пошли волны. Первая – самая сильная. Вслед за вспышкой мы увидели быстро увеличивающийся в размерах, немного вытянутый шар, который постепенно стал превращаться в клубящееся грибовидное облако. Вторая волна оказалась немного слабее, третья и остальные уже совсем мягко прошли над нами. Прямо у нас на глазах возникала впечатляющая картинка – на полотне небосвода прорисовался характерный «гриб».

– Вы не разыгрываете меня, Минтимер Шарипович? Согласитесь, непонятно: хлеб убирают – и тут же ядерный взрыв! Куда же потом отправляли радиоактивное зерно?
– За два сезона работы на целине я стал свидетелем даже нескольких ядерных взрывов. Это были так называемые наземные испытания. Вскоре их запретили, и бомбы стали взрывать под землей.

Позже мне удалось выяснить на этот счет кое-какие детали.

Взрывы проводились только в солнечную погоду, когда не ожидалось дождя. Видимо, и направление ветра подбиралось определенное, но что-то, конечно, доставалось и нам. Сами испытатели во время взрывов находились в специальных бункерах и окопах, а у нас, конечно, окопов не было, не говоря уже о бункерах, – открытая, голая степь, и расстояние до места взрыва, видимо, вовсе не безопасное. Все видели своими глазами, отчетливо.

Единственное, на что мы в то время обратили внимание и связали с тем, чему оказались невольными свидетелями – правительство Индии вдруг выступило с протестом. Суть такова: поставляемая СССР казахстанская пшеница имеет повышенный уровень радиации. Мы между собой обсудили этот момент, хотя особо на эту тему не распространялись. Беда в том, что нам ни до ядерных взрывов, ни после не объяснили, что возможно какое-то облучение. А как лечиться, если доза превысит допустимую норму? Налюбовавшись на «красивые облака», мы вставали с земли, запускали агрегаты и продолжали работать как ни в чем не бывало. А вечером еще шли на бахчу – за арбузами. Нам разрешалось их есть сколько душе угодно. Мы с удовольствием пользовались такой шикарной возможностью. О радиации даже не задумывались.

– И живы-здоровы?
– Тьфу-тьфу.

– Вот это настоящее чудо!
– Нет, не это. Я же начал рассказывать про свои непростые отношения с гармонью. В детстве никак не мог научиться играть, и в молодости не выходило. Как только не подступался! Муж старшей сестры – он был гармонистом – пытался меня научить. Привязывал мои пальцы к своим, и так мы вместе давили на клавиши-кнопки. Но для меня это все механически было. Не то! И я не без горечи понимал, что, видимо, уже никогда не получится. Но вот когда мне исполнилось 60 лет, вдруг будто озарило: пальцы сами пошли по кнопкам и клавишам!

Настоящее чудо произошло, так считаю.

Михаил СЕРДЮКОВ («Собеседник»,15.01.07)