Белла АХМАДУЛИНА: "Аксенов-фест" – это возвышенно настроенный фестиваль"
Встречей с поэтессой Беллой Ахмадулиной и театральным художником Борисом Мессерером в агентстве "«Татар-информ" открылась серия онлайн-конференций в рамках I международного литературно-музыкального фестиваля "Аксенов-фест", приуроченного к 75-летию нашего земляка, писателя Василия Аксенова. Вел беседу генеральный директор агентства Леонид Толчинский.
Слово фестиваль сейчас больше ассоциируется с киноновинками, а также с деятельностью эстрады и юмора, и вот "Аксенов-фест" – фестиваль высокого искусства. Белла Ахатовна, как вы оцениваете появление такого фестиваля?
Б.А.: "Аксенов-фест" – это возвышенно настроенный фестиваль, он не имеет цели угождать неприхотливой публике, легко утешаемой сомнительными шутками или недоброкачественными исполнением песен, а это есть, и тот, кто хочет, может этим себя занимать. Что касается казанского фестиваля "Аксенов-фест" – для меня он трогательный и имеет большое значение, во-первых, потому что он посвящен Василию Аксенову и то, что он озаглавлен столь знаменитым и безгрешным именем, мне прибавило легкости и бодрости.
Что касается моих связей с Казанью, мой отец, дед и прадеды – Ахмадулины, это значит многое, все это копилось во мне и давало о себе знать. То, что я Ахатовна, то, что я Ахмадулина - для меня важно. Все татарские гены сказались на моем характере, на моем способе жизни, на моем способе писать. Я оказалась в Казани маленьким ребенком при эвакуации 1942 года. Отец был на войне, его сестра Хаят меня выхаживала во время болезни. Болезнь я не стала бы поминать, если бы она не стала мотивом некоторых моих сочинений. Что-то происходило тогда во мне, как будто я смотрела вослед своей души. И в сумерках моих был свет. В городе меня влекли некоторые места – старый деревянный дом на Баумана напротив банка, небо Черного озера… Прошло много времени и я уже корреспондентом "Литературной газеты" в составе маленькой делегации приехала в Казань. То, что я увидела, огорчило меня – я увидела город в печальном положении. Я огорчалась, что не говорю по-татарски, но я не слышала, чтобы другие хорошо говорили на родном языке, видимо, это не поощрялось.
Сегодня Казань – это тоже печальный город?
Б.А.: Казань меня давно притягивала, меня приглашали сюда, и я хотела приехать. В этот свой приезд я пока увидела мало – солнце сияет, город выглядит довольно нарядным, гостиница соответствуют мировому уровню. Так что пока я ничего печального не видела, и надеюсь, мне выпадет здесь какая-нибудь радость и какое-то отрадное знание.
Вопрос, который только что поступил по Интернету. Вы поэт, который очень аккуратно и красиво обращаетесь со словом. Что вы думаете о состоянии современного русского языка, к примеру, Пелевин считает, что тюремный жаргон обогащает речь.
Б.А.: Для меня русский язык – это сокровище, которое с одной стороны живое, подвижное и соответствует меняющейся жизни людей, и в то же время это неприкосновенная драгоценность и глумиться над языком – это кощунство и убыль для культуры любого народа. Что касается тюремного языка или жаргона, то в каких-то случаях без этого никак не обойдешься. Мы прожили такое время – я имею в виду людей моего возраста – успели претерпеть трудности, опыт других людей – того же Аксенова, его знаменитой матери Евгении Гинзбург. Порой описывать лагерные и тюремные обстоятельства невозможно без подлинности человеческого словотворения. В принципе, тюремный жаргон отрицать нельзя, как часть речи и часть нашего времени, но не тогда, когда это имеет спекулятивный и дурной тон, в угоду тому уху, которое любит вульгаризм или даже непристойность.
Вас сопровождает вторая половина Борис Асафович, вы всегда такая сильная духом женщина, можете ли вы себе позволить себе быть слабой? И что вы можете посоветовать тому, кто только начинает свой семейный путь, спрашивает Марина из Москвы.
Б. М.: Белла внушила окружающим свой образ сильной женщины, но это не совсем так.
Б.А.: Я опять скажу о татарской крови, при всех моих недостатках – вспыльчивости и непослушаемости – все-таки я привыкла уважать мужчину, от которого зависит моя жизнь в смысле ее беззащитности, растерянности. Я неуверенный в себе человек, и полагаю, что правильное сочетание мужчины и женщины заключается в умении поступиться своей гордыней.
Б. М.: Рад это слышать.
А советы молодым…
Б.А.: Я смотрю на молодежь, которые иной раз педанты ругают, мол, они одеты не так, они танцуют не так, а это, мне кажется, не так важно. Я вижу много красивой и светлой молодежи. Конечно, хорошо говорить молодым: слушайтесь родителей, учитесь, но мне бы хотелось, чтобы дети и молодежь были добры и умели сострадать другим, особенно тем, кто живет хуже и тяжелее, чтобы они всегда жалели животных и могли склониться над каждым живым существом. Кроме того, сейчас есть большие возможности для чтения и образование, а это очень пригодится в дальнейшем.
В Интернете прошла дискуссия - больше или меньше стали читать в последние годы. Ваша позиция по данному вопросу?
Б.А.: Я думаю, что в 60-е годы, когда поэты собирали стадионы, дело было не столько в поэзии, сколько в переменах времени, и люди искали в поэтах ответы на вопросы. На самом деле, в поэзии дело должно быть, только в поэзии, а не в том, чтобы кого-то разоблачать. Мне не на что жаловаться, я недавно выступала в крупных городах России, по которым можно судить – читают или не читают люди. И в Петербурге в Александрийском театре был аншлаг, мне приятно это сказать. Я видела глаза слушателей, было сказано много теплых слов.
Борис Асафович, сейчас, когда в изобразительном искусстве когда говорят о каких-то картинах или коллекциях, в основном упоминается их стоимость. Что можно сказать, разучились понимать или научились только оценивать?
Б. М.: Свобода, которая дана теперь людям искусства, как бы предполагает разнообразие мнений и оценок. Большая путаница есть. Конечно, всегда существуют идеи авангарда, но и авангард очень разный, поэтому выделить какое-то одно направление очень и очень трудно для всех. И вы задаете трудный вопрос. Сам я всегда старался не уходить только в область прикладного искусства (к которым в каком-то смысле относится театральная декорация), я всегда делал свое искусство и оно было, как мне кажется, достаточно авангардным. Еще раз подчеркну: разнообразие мнений, разнообразие оценок, разнообразие художников сейчас очень велико.
Как вы думаете, интересно ли ваше творчество людям молодого поколения?
Б. М.: Себя оценивать трудно. Могу сказать одно: продолжаю активно работать. Надеюсь, все новое показать на ближайшей выставке в Русском музее Петербурга в марте 2008 года - там будет и живопись, и графика, и инсталляции. Я люблю последний жанр, который сейчас занимает умы художников, и делаю большие инсталляции, что очень трудно.
Белла Ахатовна, не кажется ли вам, что в 60-е годы в русской поэзии было время расцвета, а сейчас наступил период стагнации?
Б.А.: Мне так не кажется. Завершение Серебряного века – неимоверное дарование Бродского и его божественный талант, но это не конец поэзии. Я с улыбкой иногда листаю "Вестник" 1805 года, там перечисляются разные события, светская жизнь двора, и думаешь, что поэзией и искусством никто не занимался. Известный поэт Василий Пушкин – светский господин, он бывает в салонах, пленяет дам… И никто не знает, что рядом ходит маленький и толстый мальчик – Александр Пушкин. Я уже сказала о прекрасном даровании Бродского, но он не мог все взять с собой, так что и сейчас ходит такой мальчик или девочка, которые в будущем скажут свое слово…
Как вы относитесь к современным технологиям? Не помешают ли они поэтам будущего?
Б.А.: Если родится такой кудрявый и толстый мальчик, то его не собьешь компьютером. Конечно, на него будет влиять то, что теперь можно летать на самолетах и разговаривать по сотовому телефону со всем миром. Но сбить с толку это не может. Помню, в молодости я была поражена, увидев мотороллер и аппарат с газированной водой. У меня даже есть стихи, в которых всплывают технические чудеса, как привет от времени. Но есть такие творцы, которых ничем не собьешь – ни тюрьмой, ни нищетой, ни техническим прогрессом. Я верю в то, что в человечестве заложено нечто, что обречено сохранять свою опрятность. Меня поражает больше не то, что какой-то американец желает полететь в космос, а строка Пушкина – она мне кажется более совершенным чудом. А кто хочет – пусть летает, мне это безразлично.
А с кем из той могучей кучки поэтов 60-х годов вы остались дружны? Ведь в нашем сознании вы остались вместе.
Б.А.: Никаких распрей у меня с упомянутыми поэтами нет, наши добрые отношения по- прежнему существуют. Мои литературные друзья – это Аксенов, Битов, Войнович, мы с ними претерпели много того, что украшает дружбу и делает ее более драгоценной.
Б. М.: Пользуясь возможностями Интернета, хочется передать привет Андрею Вознесенскому, который сейчас испытывает определенные трудности, и пожелать ему здоровья и успехов!
Ваши близкие - Аксенов, Войнович - прошли трудный путь в советское время, когда многое было запрещено. Как бы вы оценили ситуацию со свободой в современной России?
Б.А.: Что касается "запрещено" и "трудный путь": и Аксенов претерпел неприятности, и Войнович героически себя держал с такой доблестью и благородством, что навсегда ему слава, он безупречной совести человек. Если говорить про себя, то я радуюсь, когда вижу, что кому-то стало лучше жить. Я была под запретом пять лет с 1980 по 1985 год. Не только печататься было нельзя, мое имя упоминать было нельзя. Книжки не выходили, но я об этом не думала. Эта страна, со всем, что я видела в ней: с нищетой, несправедливостью, преследованиями людей, которые чисто и честно мыслят, была мне родимей, чем другие благополучные страны. Бедственная, горюющая, оскорбленная страна – это была моя страна, мои соотечественники! И я писала о них, не думая о том, будет ли напечатано. В этом была свобода.
Б. М.: Определенный парадокс в этом заложен: время сопротивления власти рождает таких гениев как Солженицын, и наоборот, полная свобода неблаготворна для творчества.
Б.А.: Можно вспомнить трагическую судьбу поэта Осипа Мандельштама. В Воронеже на грани смерти (это была его последняя предсмертная ссылка) он пишет неимоверные стихи. И все это связано со страданиями и, по сути, уже с иссякающей жизнью – до такого состояния он был доведен.
Недавно мы отмечали юбилей режиссера Юрия Любимова. Театр на Таганке дал прекрасное соединение поэзии, актерского и режиссерского таланта, таланта художников. Могли бы вы назвать примеры в современной театральной жизни подобного соединения?
Б. М.: Во-первых, поздравляем Юрия Петровича с 90-летием! Мы поздравляем и радуемся, что он сохранил свой режиссерский талант. Он в самые тяжелые годы замечательным образом противостоял существовавшей тогда власти и идеологическому прессу. Театр на Таганке был всегда свободен, и его лучшие спектакли вызывали огромный интерес. Театры, в которых увлекались поэтическим началом, это всегда было благородным явлением. Поэзия – это высшее проявление человеческого духа и, как писал Бродский, поэзия – это вершина литературы. И, конечно, режиссеры очень чутки к этому и обращаются к поэзии.
Возвращаясь к фестивалю "Аксенов-фест", с какими ожиданиями и надеждами вы принимаете в нем участие?
Б. М.: Надо подчеркнуть, что инициатива создания фестиваля принадлежит мэру Казани Ильсуру Метшину, Василий Аксенов откликнулся на это предложение, а инициатива шла отсюда – из Казани. Это меня восхищает, и мы счастливы служить этому делу. Мы с Беллой сразу откликнулись на предложение. Выступить для казанской публики, особенно для молодежи города, была мечтой Беллы, и если это пройдет хорошо, то надо эти отношения развить, потому что Белла немножко в долгу перед Казанью.
Б.А.: Это действительно так, и я это ощущаю. Было бы правильно в Казани побыть подольше.
Материал подготовил Сергей СЕМЕРКИН
фото Екатерины КРАСУЦКОЙ