Александр ФИШЕР: "У казанцев есть особая теплота"
13 сентября в рамках юбилейного турне группы «Джайв» Казань посетил известный джазовый трубач Александр Фишер. Вечером Фишер и группа "Джайв" представили свою совместную программу, а днем Александр дал пресс-конференцию в гипермаркете «Книжный двор». Ценителям джаза этого музыканта представлять не нужно: в свое время Александр Фишер играл в оркестре Олега Лундстрема, в 1988-1991 годах широкую известность получил дуэт Александра Фишера и пианиста Даниила Крамера. В разное время Фишер сотрудничал с таким эстрадными звездами, как Муслим Магомаев, Полад Бюль-Бюль Оглы, Валентина Толкунова, Стас Намин... В 1993 году Александр Фишер переехал в Вену, где живет по сей день. Музыкант выступает в Австрии и других европейских странах, преподает в Венской консерватории. В своих концертных поездках по России Фишер часто сотрудничает со своим давним партнером - пианистом Григорием Файном.
Игорь Бутман как-то сказал, что джаз - это способ видеть мир. А какие яркие картины вспоминаются вам из эпохи советского джаза?
А.Ф.: Сильнейшее впечатление на меня в детстве оказал концерт оркестра Олега Лундстрема в Хабаровске в 1960 году. Это было огромное турне по Советскому Союзу, продолжавшееся два месяца. Чтобы привлечь на концерт публику, над Хабаровском летали самолеты и разбрасывали программки и афишки в огромном количестве - сейчас такое трудно себе представить. Оркестр выступал на футбольном стадионе три раза и два раза был аншлаг. Правда, оркестр тогда не назывался джазовым, это был эстрадный оркестр. Но он исполнял много джазовых пьес. Я был просто поражен - это было ново, неслыханно. Я пробрался сквозь стадион к подмосткам и подглядывал за трубачами - как они играют. Где-то у меня сохранилась программка с этого концерта, я выучил по ней все фамилии. Еще я могу вспомнить концерт оркестра Эдди Рознера, кажется, в 1959 году. Там много чего было, например, сам Эдди Рознер после выступления ловко бросал свою трубу за кулисы, и там ее ловил специальный человек. Кстати, два года назад в Ярославле один коллега - трубач Левитин (который очень состоятелен и может позволить собирать у себя в коллекции баснословно дорогие трубы) дал мне поиграть на кларнете и попросил угадать, что это за инструмент. Кларнет был старый и внешне непритязательный, но звучал ярко и необыкновенно легко. Оказалось, что это инструмент Эдди Рознера. После его смерти жена музыканта оказалась в тяжелом положении и распродала его инструменты. Через несколько рук он попал к Левитину. Так что знаменитый "Голубой этюд" Эдди Рознера я сыграл на его инструменте. Возможно, это не очень интересно, но именно из таких эпизодов и состоит жизнь музыканта.
Когда началось ваше увлечение музыкой?
А.Ф.: В музыкальной школе я собственно музыкой не очень "болел", были другие увлечения: фото и электроника. Но потом прошло время, и я вернулся к музыке. В детстве я формально учил Баха, но это меня особо не трогало. А потом пришел интерес к джазу.
Расскажите, когда же наступил тот поворот в вашей судьбе?
А.Ф.: Наверное, можно сказать так: я раскрылся как музыкант… когда мама меня отдала в Железнодорожный техникум. Мама вообще в нашей семье была мотором - она отдавала меня с сестрой в кружки, в музыкальные школы и пробовала нас в разных жизненных ситуациях. Я в свое время посещал кружок кораблестроения, кружок авиастроения, секции плавания и легкой атлетики. После музыкальной школы мама отдала меня в Железнодорожный техникум, и я его закончил по специальности "техник проводной связи на железнодорожном транспорте". В техникуме было четыре самодеятельных оркестра, и во всех них мне довелось играть. Там был постоянно действующий эстрадный оркестр, причем контрабас тогда достать было невозможно, и мы играли на треугольном контрабасе. В оркестре я играл сначала вторую трубу, потом уже и первую. Немного похвастаюсь, в техникуме я организовал первый диксиленд. У меня были записи чешских и немецких диксилендов на граммофонных пластинках - если кто помнит - еще со скоростью 78 оборотов в минуту (виниловые крутятся со скорость 33 оборота в минуту). И в то время, будучи по сути пацанами, мы сыграли сложнейшую в диксилендовом исполнении вещь - "Роял гарднер блюз". Но зато у меня были тройки по сопромату, по термеху - учился я вообще скверно, и мама меня постоянно в этом упрекала.
Насколько совместимы или несовместимы для трубача классическая музыка и джаз?
А.Ф.: Может быть вы слышали, есть такой выдающийся американский трубач Уинтон Марсалис - это звезда и исключительный музыкант. Он имеет классическое образование, но с молодых лет начал играть джаз и со временем стал виртуозом. Это редчайший случай, когда трубач с одинаковым успехом исполняет и классику, и джаз и завоевывает премию Гремми и в номинации «Классика» и в номинации «Джаз» - это невероятно. Но он, скорее, исключение. По моему опыту, ребята, которые закончили консерваторию, может быть и хотят играть джаз, но не могут, потому что они не могут импровизировать, они не могут играть без нот. В джазе процесс импровизации - это композиция на лету, прямо во время исполнения. Конечно, она не абсолютно свободна - надо знать гармоническую структуру, ритмику, надо знать, что такое свинг. Все это требует другой техники и "других мозгов". Даже если представить ситуацию, когда сильного классического музыканта посадили в биг-бенд - большой оркестр - просто играть одну из труб без импровизации, то он не будет правильно фразировать, правильно подходить к нотам, у него язык иначе работает, у него губы и мышцы не готовы, у него все другое, и самое главное - голова другая. Можно представить иную ситуацию: классический трубач очень интересуется джазом, он его слушает, он общается с музыкантами и шаг за шагом осваивает джаз. Но таких примеров в жизни мало – человек, закончивший консерваторию, может играть в симфоническом оркестре, это почетная и стабильная работа, там можно проработать двадцать пять лет и уйти на пенсию. А джаз - это свободные хлеба, сегодня есть концерт, завтра нет, и у джаза не такая большая аудитория слушателей. Так что теоретически классические музыканты могут играть джаз, практически - это почти нереально.
Почему вы переехали из СССР именно в Австрию?
А.Ф.: Еще во времена Советского Союза я много поездил с концертами по разным странам и в Австрии понял, что это страна мне по менталитету очень близка. В Австрии - очень высокая культура одиночества. Человек там всегда может остаться один, и ему никто не помешает. У меня такой характер - мне часто нужно быть одному, так вот в Австрии я могу днями, неделями быть рядом с людьми, и в то же время один, даже будучи в метро, в трамвае, на улице. Австрийцы очень хорошо чувствуют дистанцию даже между близкими людьми. Поймите меня правильно, они жизнерадостные и веселые, но не переступают определенную черту. Там есть культура отношения к личности. Так что если коротко: Австрия - очень хорошая страна. Она маленькая, ее легко объять, ее можно проехать с запада на восток за три часа.
Насколько легко музыканту было адаптироваться в другой стране?
А.Ф.: В Европе нет государственной поддержки музыкантов, там нет филармоний, например. Это делает человека, приехавшего туда из Советского Союза, беззащитным. Попадаешь в мир, где тобой никто не интересуется. Там продвигать себя и рекламировать ты должен сам. Ты мог быть здесь великим и успешным, а там ты один и сам должен искать контакты, показывать, что ты умеешь, это требует большого перелома. От меня переезд тоже потребовал больших изменений.
У вас много учеников в Вене?
А.Ф.: Труба - не самый популярный инструмент, гитаристов и барабанщиков в джазовой сфере гораздо больше, пианистов традиционно много, даже саксофонистов больше. У меня в консерватории всего четыре студента, плюс приватные ученики. Могу сказать, что система обучения в Вене, да и в целом в Германии, очень сильно отличается от российских традиций. В консерваторию там может поступить любой, кто способен заплатить за обучение. Туда принимают почти без ограничений возраста. Туда поступают люди и под пятьдесят лет, так сказать, уже без перспектив найти работу. Для них это, скорее, любимое хобби, которому они хотят учить. Уровень там очень неровный, у нас ситуация иная - в консерваториях высокие критерии отбора и серьезные конкурсы. Российская школа очень и очень сильна. У нас нерадивого ученика могут выгнать, в Европе это не принято, он же платит за обучение, может посещать занятия, может на время бросить - там все не так обязательно. Так что российские музыканты очень высоко котируются на Западе. И хотя Венская консерватория - это звучит гордо, но на мой взгляд Московская консерватория, или Санкт-Петербургская, или Казанская - звучит еще более мощно.
Сколько часов в день вы играете на трубе?
А.Ф.: Когда у меня концерты и я должен быть в форме, я играю каждый день. Но труба - это такой инструмент, на котором много не поиграешь, в отличии, от например фортепиано, на котором можно играть по восемь часов в день. На трубе столько играть невозможно. Такова физиология инструмента: губы зажимаются между зубами и металлическим мундштуком. Так что в день я играю не более пяти часов.
На каком инструменте вы играете?
А.Ф.: На трубе "Мартин" - на них мало кто играет, но великие джазмены играли на "Мартинах" - Майлз Девис, Чак Беккер - джазовые музыканты любят этот инструмент.
У вас особое отношение к нашему городу…
А.Ф.: В Казани я не первый и даже не пятый раз, впервые в ваш город я приезжал лет двадцать назад с эстрадными коллективами, затем с оркестром Олега Лундстрема, неоднократно участвовал в джазовых фестивалях, просто выступал во время концертных туров по Волге. Хорошо помню, как моей приятель Игорь Зисер проводил свои джазовые фестивали. В то время они проходили в здании Молодежного центра, там была великолепная атмосфера. Прошли годы, я знаю, что несколько лет джазовые фестивали не проводились. Это объяснимо, наступил переход от социализма к капитализму, на таких резких поворотах тяжело сохранить стабильность, как финансовую, так и в области культуры. Так что Казань я очень люблю и в одном интервью я сказал, что у казанцев есть своя особенная теплота, я ее всегда чувствовал. Этого уже не сыщешь в Москве, да и во многих других крупных индустриальных городах.
В этот приезд вы уже заметили изменения, которые произошли у нас в городе?
А.Ф.: По тому, что я видел из окна машины, могу сказать, что город очень похорошел после праздника 1000-летия. Видимо, большая работа была проделана, и большие деньги инвестированы. Одна из моих любимых улиц - Баумана, там я любил гулять. Года два назад на ней что-то строили и доделывали, думал, сейчас увижу ее без строительных лесов. Обязательно погуляю по Баумана или сегодня после концерта, или завтра днем.
Подготовил Сергей СЕМЕРКИН